Русские сказки. Максим Горький

Панихида!

      Потом он стал играть со своим сынишкой: посадив eго на колено и подкидывая, пел тенорком:

      Скок-поскок

      На чужой мосток!

      Эх, буду я богат —

      Я свой намощу,

      Никого не пущу!

      Очень весело провели вечер, а утром поэт снес стихи редактору, и редактор сказал глубокомысленно – они все глубокомысленны, редактора, оттого-то журналы и скучны.

      – Гм? – сказал редактор, трогая себя за нос – Это, знаете, не плохо, а главное, – очень в тон настроению времени, очень! М-да, вот вы, пожалуй, и нашли себя. Ну-с, продолжайте в том же духе… Шестнадцать копеек строка… четыре сорок восемь… Поздравляю!

      Потом стихи были напечатаны, и поэт почувствовал себя именинником, а жена усердно целовала его, томно говоря:

      – М-мой поэт, о-о…

      Славно время провели!

      А один юноша – очень хороший юноша, мучительно искавший смысла жизни, – прочитал эти стихи и застрелился.

      Он, видите ли, был уверен, что автор стихов, прежде чем отвергнуть жизнь, искал смысла в ней так же долго и мучительно, как искал сам он, юноша, и он не знал, что эти мрачные мысли продаются по шестнадцати копеек строка. Серьезный был.

      Да не помыслит читатель, что я хочу сказать, будто бы порою даже кнут может быть употреблен с пользою для людей.

      III

      Долго жил Евстигней Закивакин в тихой скромности, в робкой зависти и вдруг неожиданно прославился.

      А случилось это так: однажды после роскошной пирушки он истратил последние свои шесть гривен и, проснувшись наутро в тяжком похмелье, весьма удрученный, сел за свою привычную работу: сочинять объявления в стихах для «Анонимного бюро похоронных процессий».

      Сел и, пролив обильный пот, убедительно написал:

      Быот тебя по шее или в лоб, —

      Всё равно, ты ляжешь в темный гроб…

      Честный человек ты иль прохвост, —

      Все-таки оттащат на погост…

      Правду ли ты скажешь иль соврешь, —

      Это всё едино: ты умрешь!..

      И так далее в этом роде, аршина полтора.

      Понес работу в «бюро», а там не принимают:

      – Извините, – говорят, – это никак нельзя напечатать: многие покойники могут обидеться и даже содрогнуться в гробах. Живых же увещевать к смерти не стоит, – они и сами собою, бог даст, помрут…

      Огорчился Закивакин:

      – Чёрт бы вас побрал! О покойниках заботитесь, монументы ставите, панихиды служите, а живой – помирай с голоду…

      Б гибельном настроении духа ходит он по улицам и вдруг видит – вывеска, а на ней – черными буквами по белому полю – сказано:

      – Еще похоронное бюро, а я и не знал! – обрадовался Евстигней.

      Но оказалось, что это не бюро, а редакция нового беспартийного и прогрессивного журнала для юношества и самообразования.[2] Закивакина ласково принял сам редактор-издатель Мокей Говорухин, сын знаменитого салотопа и мыловара Антипы Говорухина,[3] парень жизнедеятельный, хотя и худосочный.

      Посмотрел Мокей стишки, – одобрил:

      – Ваши, – говорит, – вдохновения как раз то

2

К 1912 г. «беспартийный прогрессизм» вошел в «моду» среди буржуазной интеллигенции. Многие вновь возникавшие издания («День», «Русская молва», «Голос земли», «Газета чиновника», журнал «Запросы жизни») объявляли себя «беспартийными и прогрессивными органами». Большевистская «Звезда» неоднократно высмеивала беспринципность «беспартийных чудаков». В статье «Либерализм и демократия» Ленин заметил: «Попытки или потуги обнять разные классы „одной партией" свойственны как раз буржуазному демократизму…» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 243).

3

Сатирический намек на зависимость от буржуазного «денежного мешка» многих органов печати, издававшихся в начале XX века. В частности, имеются в виду меценаты П. П. Рябушинский и С. И. Мамонтов, на средства которых издавались журналы «Золотое руно» и «Мир искусства».