Однажды я тебя найду. Ричард Мэдли

чем поступить на службу, сами оплачивают учебные полеты. Крануэлл для них нечто вроде частного пансиона. Очень сомневаюсь, что у них есть места. Хотя проверю, конечно.

      Пригубив шерри, он добавил:

      – А все-таки, зачем вам ВВС? Ни истории, ни сложившихся полковых традиций… Почему, как вы думаете, их относят к младшему роду вооруженных сил? Потому что они таковыми и являются. У меня есть кое-какие связи среди гвардейцев. Я мог бы…

      Джеймс выпрямился.

      – Это очень любезно с вашей стороны, сэр, – осторожно начал он, – я тоже рассматривал такой вариант, правда. Но мы с вами оба знаем, что человеку моего происхождения вряд ли сделать блистательную карьеру в одном из старых полков, туда и поступить удастся далеко не каждому, если уж на то пошло. Уроки ораторского искусства мне, разумеется, в этом помогли бы. Я вам за них благодарен, но слишком высоко по социальной лестнице мне все равно не подняться. Уж по крайней мере не до головокружительных гвардейских высот.

      Директор вздохнул.

      – Значит, вы реалист, да, Блэкуэлл? Что ж, подумаю, чем вам помочь…

      – Не надо, сэр, – перебил Джеймс. – Лучше сделайте вот что.

      Он достал из кармана куртки листок с машинописным текстом.

      Директор изогнул бровь.

      – Прошу прощения, я не уверен, что мне нравится ваш тон, юноша.

      – А я не уверен, что меня это волнует, сэр, – ответил подросток и положил бумагу на стол. – Это ваша рекомендация командиру авиабазы в Крануэлле, в которой вы сообщаете, что с учетом блистательных успехов во вневойсковой военной подготовке из меня выйдет идеальный офицер. В ней также есть выписка из аттестата зрелости, где особое внимание уделено отличному результату в экзамене по математике. Восемьдесят восемь баллов, насколько я помню.

      Директор в изумлении смотрел на него.

      – Блэкуэлл, вы же едва не провалили математику.

      Юноша улыбался и выжидал. Прошло немало времени, прежде чем человек напротив него неловко заерзал в кресле.

      – Послушайте, Блэкуэлл… Джеймс… я тебе очень симпатизирую, ты это знаешь, но я не стану подписывать. Ты не можешь меня об этом просить.

      Он взял листок и аккуратно разорвал его на две части.

      Джеймс улыбнулся снова.

      – Вы все неправильно поняли, сэр. Я был вашим самым выдающимся курсантом и прекрасно успевал по математике. Наверное, вы спутали меня с каким-то другим учеником. С вами ведь такое случается, да, сэр? Помните, вы называли меня Томасом? И еще долго просили у меня прощения. Впрочем, вы тогда сильно разгорячились, кажется. Я объясняю это крайней степенью возбуждения.

      Когда директор наконец заговорил, голос его был едва громче шепота:

      – Ах ты, ублюдок. Мелкий поганый ублюдок. Сколько я для тебя сделал! Я оплатил уроки, чтобы ты перестал разговаривать как торгаш, я…

      – Сэр, – перебил Джеймс, – вам ведь нравилось, когда я разговаривал как торгаш. Или это вы тоже забыли?

      Директор откинулся на спинку кресла.

      – Ты