Привязанность. Ринат Валиуллин

я, но тут же заметил, что пес летел отнюдь не за моей мечтой. У него была своя. Подружка ждала его метрах в пятидесяти и уже виляла хвостом. «Какая костлявая. Но, видимо, сахарная косточка, раз кобель ее так лобызал». Тут мой баркас снова сдвинулся с места и пошел к своему морю. Теперь это была уже груженая баржа. Кто ее так нагрузил? Когда? Мою мечту? Я только взглядом за ней. Чем дальше она, тем громче вокруг незнакомые голоса:

      – Ты должен смотреть на меня все время.

      – Я что, исключение? Ты же знаешь, что вечно можно смотреть только на огонь, звезды и работающих людей. На тебя я могу смотреть, когда ты горишь, светишься, в крайнем случае работаешь.

      Ты не знаешь их, но знаешь, о чем они. Тут и там голоса других, они вспыхивали, как спички в общем костре. И были на слуху, но недолго, безопасно, не успев разжечь огня интереса к себе.

* * *

      «Жрать хочется, да и секс был бы нелишним, – чувствовал Шарик, что в желудке от холодных сосисок осталась только теплая ностальгия. – Что же все-таки на первом месте: жратва или размножение? Надо Фрейда перечитать. Блин, где же я вчера кость закопал? Так… В этом бачке нашел, потом подрался из-за нее с Тузиком вот здесь. В этом углу я его мутузил! Так, потом побежал в парк, где-то на клумбе у памятника… – рассуждал про себя Шарик. – Здесь у нас кто? Пушкин? – нет, тот был лысый… А, вот он! Узнаю клумбу… О-о-о!» – начал рыть землю Шарик. Когда он уже облизывал кость, к нему подбежала еще одна дворняга:

      – Здравствуй, Шарик!

      – Привет, Карма. – Поцеловались.

      «Чем от нее так несет? Опять она зубы не почистила!» – опустил он голову, чтобы не слышать этого запаха, и двинул лапой вперед кость. – Грызть будешь? У меня тут говядина, прошу к столу! Что ты нос воротишь? Кость-то совсем свежая, я ее вчера нашел.

      – Ты такой гостеприимный, Шарик. Больше ничего нет?

      – Только воспоминания. Какой-то добряк приезжий купил мне полкило говяжих сарделек.

      – Прямо полкило? – облизнулась Карма.

      – Не меньше, – приблизился к ней Шарик.

      «Поздно, – подумал он про себя, понюхав у Кармы под хвостом. – Зря только косточку потратил… ну, ладно, как-нибудь в другой раз… вот бабы, знают же, что продолжения не будет, но от ужина никогда не откажутся».

      Женщины всегда делились для него на три большие группы: первые – доверчивые, которые жили верой в светлое будущее, вторые – что уже потеряли веру и довольствовались надеждой, в третью группу входили те, что любили, любили его. Входили и выходили. Торча в своем одиночестве, он упорно делил их на группы, не отдавая отчета себе в том, что делиться и размножаться совсем не одно и то же. Шарик оставил Карму за столом и побежал дальше, на поиски еды.

      «Где бы мне пожрать? – перебегали впереди него дорогу мысли. – Куда ты прешь, урод, на своем «Опеле»?! Что ты орешь? Я даже слова такого не знаю – шелудивый. Нет, не надоело еще. И как бы она мне ни надоела, моя жизнь, я сам разберусь с ней, в крайнем случае терять ее под твоим корытом точно