Не верь ему. Наталья Винокурова

зачем я к нему приехала, то наверняка получит в ответ ещё одну порцию глупостей, ведь я и сама до конца не понимала, почему снова здесь оказалась.

      И всё же, несмотря на всю абсурдность происходящего, просто взять и уехать я тоже не могла.

      Закинув голову на спинку кресла, я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Выдохнула. Поправила причёску. Улыбнулась себе в зеркале заднего вида. Ну, а теперь пошла!.. Пошла, я тебе говорю!

      Одеревеневшие ноги совсем меня не слушались, и я, выходя из машины, чуть было не села в лужу, причём, в прямом смысле этого слова. Днём над Москвой грохотала гроза, и дождь от души затопил дороги. Чертыхнувшись и помянув недобрым словом дворников, не удосужившихся прочистить в центре города сточные отверстия, я наспех стряхнула брызги воды со своей клетчатой мини-юбки и запрыгнула на тротуар.

      Пастор не обманул. Двери храма и впрямь оказались открыты, даже несмотря на то, что внутри шла служба. Я тихонько прошла в зал и села на скамейку в последнем ряду, стараясь не привлекать к себе внимание. Хотя как тут не привлечь к себе внимание. Мало того, что я в своём наряде школьницы явно выделялась на фоне остальных более-менее скромных прихожан, так ещё и понятия не имела, как следует вести себя на подобном мероприятии. Всё, что мне оставалось – это иногда невпопад креститься, следуя примеру впередисидящих католиков.

      Отец Тимофей заметил меня не сразу. Стоя у алтаря в бело-золотом одеянии, он произносил какую-то молитву, на этот раз не по-русски. Его и без того громкий голос, отражаясь от стен, звучал раскатисто и с эхом. Уверенно читая текст на незнакомом мне языке, он долгое время не смотрел в зал, потом, наконец, поднял глаза и неожиданно прервался. Запнулся, будто бы на полуслове. Пауза была незначительна – очень скоро он продолжил говорить как ни в чём не бывало – но мне хватило этого, чтобы понять: он меня узнал.

      Теперь он изредка, ненадолго отрываясь от текста, бросал короткий взгляд на скамью в самом дальнем ряду, где сидела только я, больше никого. Тембр его голоса, как мне показалось, стал чуть мягче. И сексуальнее. Не знаю, что он вещал в этот момент, вполне возможно что-то серьёзное и трагичное, но я, к своему окончательному стыду, от его речей возбудилась так, что «потекла». А через полчаса, когда служба закончилась, как приклеенная осталась сидеть на скамейке, боясь встать.

      – Анжелика! – проводив последних прихожан, он поравнялся с задним рядом и обстоятельно подметил. – В прошлый раз ты забыла сказать, что не католичка.

      – Да, я православная, – подняв голову, призналась я. – А что в этом такого? Я теперь не попаду в рай?

      – Если будешь вести праведную жизнь, попадёшь, – строго отрезал он. На этот раз даже совсем не улыбнулся.

      – Ну ладно, – теперь уже не он, а я старалась его разговорить. – Интересно, а как вы меня разоблачили?

      – Очень просто. Ты крестишься справа налево.

      – А как надо?

      – У католиков – слева направо.

      – Да