Вся королевская рать. Роберт Пенн Уоррен

зелеными жалюзи родился я. В одной из них, в ночной рубашке, отороченной кружевом, спит моя мать; лицо у нее гладкое, как у девушки, и лишь морщинки в углах глаз и рта, которых все равно не видно в темноте, да лежащая на простыне хрупкая, сухая рука с крашеными ногтями выдают ее возраст. Там же спит и Теодор Марел, и тихое аденоидное посапывание льется из-под его золотистых усов. Но все это законно – мать замужем за Теодором Марелом, который намного моложе ее, у которого золотистые волосы курчавятся на круглой голове, как сливочная помадка, и который доводится мне отчимом. Ладно, он у меня не первый отчим.

      А дальше, под своими собственными дубами и магнолиями, стоит дом Стентонов, запертый и пустой, потому что Анна и Адам давно выросли, живут в городе и больше не ездят со мной на рыбалку, а сам старик умер. Еще дальше, где опять начинаются поля, стоит дом судьи Ирвина. Мы не остановимся, пока туда не приедем. Мы нанесем судье небольшой визит.

      – Хозяин, – сказал я.

      Он обернулся, и я увидел тяжелые очертания его головы на фоне ярко освещенного бетона.

      – Что ты собираешься ему сказать? – спросил я.

      – Этого никогда не знаешь заранее, – ответил он. – Я, может, вообще ничего не скажу. Черт его знает, может, мне и нечего ему говорить. Я только хочу на него поглядеть как следует.

      – Судью на испуг не возьмешь.

      Нет, не возьмешь его на испуг, подумал я, вспоминая прямую спину человека, который, соскочив с седла, забрасывал поводья на стентоновский забор и шагал по ракушечной аллее с панамой в руке, – его крючковатый нос, высокий череп с жесткой темно-рыжей гривой и глаза, желтые, ясные, твердые, как топазы. Правда, с той поры минуло почти двадцать лет, и спина у него, наверное, не такая прямая, как раньше (перемена происходит так медленно, что ее не замечаешь), и глаза, наверное, помутнели, но я не верил, что судью можно взять на испуг. В чем, в чем, а в этом я мог поручиться: он не струсит. И если бы я оказался не прав, меня бы это огорчило.

      – Я и не надеюсь взять его на испуг, – сказал Хозяин. – Я просто хочу поглядеть на него.

      – Нет, черт возьми! – выпалил я и сам не заметил, как мои лопатки оторвались от спинки сиденья. – Ты сошел с ума, если думаешь его запугать.

      – Спокойно, Джек, – сказал Хозяин и рассмеялся.

      Я не видел его лица. Я видел черную кляксу на фоне освещенного бетона, и она смеялась.

      – Говорят тебе, я просто хочу на него поглядеть, – сказал он.

      – Ты выбрал чертовски удобное время и чертовски удобный способ, чтобы на него глядеть, – сварливо пробурчал я, опускаясь лопатками на то место, где им и полагалось быть. – Ты что, не мог подождать, пока он приедет в город?

      – Захочешь жениться – ночью не спится, – ответил Хозяин.

      – Черт тебя надоумил, – сказал я, – к нему ехать.

      – Ага, ты считаешь, что это ниже моего достоинства? – спросил Хозяин.

      – Тебе виднее, ты губернатор. Так я слышал.

      – Да, я губернатор, Джек, и беда губернаторов в том,