Вся королевская рать. Роберт Пенн Уоррен

меняется, – ответил Хозяин. Он открыл бутылку, снова приложился к ней и снова закупорил. – Кроме Люси. Не знаю, изменилась она или нет. Не знаю, одобряет теперь спиртное или не одобряет. Сама она не притрагивается. Может, она поняла, что мужчине это успокаивает нервы.

      Я засмеялся:

      – Откуда у тебя нервы?

      – Я просто комок нервов, – сказал он и ухмыльнулся.

      Мы стояли, облокотясь на проволоку. Свет заката стелился по земле и ударял в кроны дубов под бугром. Хозяин вытянул шею, собрал на губах крупный шарик слюны и уронил его между рук в свиное корыто, стоявшее по ту сторону изгороди. Корыто было сухое, в нем и рядом на земле валялось несколько зернышек кукурузы, почему-то красных, и немного очистков.

      – Да и тут мало что меняется, – сказал Хозяин.

      Отвечать было нечего, и я не ответил.

      – Будь я неладен, если не перетаскал в эту кормушку полсотни тонн помоев, – сказал он и снова плюнул в корыто. – И не выкормил полтыщи свиней. Будь я неладен, – сказал он, – если и теперь не занимаюсь тем же самым. Помои таскаю.

      – Что поделаешь, – сказал я, – ежели они едят одни помои. Верно?

      На это он не ответил.

      Позади опять скрипнула калитка, и я оглянулся. Теперь у меня не было причин не оглядываться. К нам шла Сэди Берк. Вернее, бежала; ее белые туфли взбивали пыль, льняная полосатая юбка грозила лопнуть при каждом шаге, и вид у нее был самый озабоченный. Хозяин повернулся, в последний раз посмотрел на бутылку и отдал мне.

      – Что там? – спросил он ее шагов за пять.

      Она подошла, но ответила не сразу. Она запыхалась после бега. Свет заката падал на ее вспотевшее рябоватое лицо, бил в глубокие, черные горящие глаза, путался в черной копне коротких наэлектризованных волос.

      – Что там? – повторил Хозяин.

      – Судья Ирвин… – выговорила она, тяжело переводя дух.

      – Да, – сказал Хозяин. Он все еще подпирал спиной изгородь, но смотрел на Сэди так, будто она вот-вот выхватит пистолет и придется ее обезоруживать.

      – Матлок звонил… по междугородному… сказал… в вечерней газете…

      – Короче, – посоветовал Вилли. – Короче.

      – К свиньям! – сказала Сэди. – Потерпишь. Подождешь, пока я отдышусь. Вот когда я отдышусь, а ты…

      – Так ты никогда не отдышишься, – возразил Хозяин, и голос его был мягче кошачьей спины под рукою.

      – А тебе какое дело до моего дыханья? Ты его не купил еще, – огрызнулась Сэди. – Бежишь сломя голову, хочешь сообщить ему, а он заладил как попугай – короче, короче. Да я отдышаться еще не успела. И я тебе вот что скажу: пока я не отдышусь и не приду в себя, ничего ты…

      – По-моему, ты уже отдышалась, – заметил Хозяин, с улыбкой облокотившись на изгородь.

      – По-твоему, это очень смешно, – огрызнулась Сэди, – безумно смешно.

      Хозяин не ответил. Он опирался на изгородь так, словно впереди у него был целый день, и продолжал ухмыляться. Я давно заметил, что эта ухмылка никогда не действовала на Сэди успокаивающе. А по симптомам судя, успокаивающее