Духовное господство (Рим в XIX веке). Джузеппе Гарибальди

на предварительное прочтение которого мы не имели возможности, так-сказать, на веру, мы руководствовались тем соображением, что если бы это произведение знаменитого нашего современника и не представляло красот в художественном отношении, то, во всяком случае, выражая взгляды на живую действительность Италии, такого исторического деятеля, как Гарибальди, должно составлять в литературе явление, не совсем обыденное. Литературный талант Гарибальди, хотя «Клелия» еще первый его роман, впрочем, уже известен читающему миру, по появившейся года три назад книжке его лирических стихотворений. Итальянские газеты наперерыв предсказывают новому роману громадный успех, и это в значительной степени не лишено вероятия, так-как среди голосов газетных репортеров, недавно раздался об этом голос и такого тонкого ценителя литературных произведений, как знаменитый Манцони, патриарх романа в Италии, известный и у нас по переводу его классических «Обрученных» (I promessi sposi). Роман Гарибальди уже переводится на все европейские языки. Луи Ульбах обещает его помещение в своем «Колоколе», а английский издатель Чемберс, кажется, успел уже его выпустить в свет в Лондоне. Примечание редакции.

      2

      В итальянском тексте, вышедшем после напечатания начала нашего перевода, находится следующее предисловие Гарибальди:

      Во-первых: напомнить Италии обо всех тех храбрых, которые на поле битвы пожертвовали за нее жизнью, так-как если многие и, быть может, славнейшие из них и известны, то еще большее число их осталось в совершенной неизвестности. Это вменил я себе в священную обязанность.

      Во-вторых: побеседовать с итальянским юношеством о совершенных нами делах и о священной обязанности довершить остальное. Для этого я хотел бы, чтобы они увидали в свете истины, все низости и измены католического духовенства.

      В-третьих, наконец: чтобы добыть себе этим трудом кое-какие средства к жизни.

      Вот побудительные причины, заставившие меня сделаться литератором, в то время досуга, которое предоставили мне обстоятельства, и в продолжение которого я предпочел лучше временно отстраниться от деятельности, чем мешать делу – неуместною горячностью.

      Я буду говорить в моем сочинении почти исключительно об умерших; о живых же, возможно меньше, придерживаясь пословицы, что: судить о людях вполне, можно только после их смерти.

      Утомленный действительностью жизни, я признал за лучшее избрать форму исторического романа. Я полагаю, что буду верным истолкователем всего относящегося до истории, по крайней-мере на сколько это окажется возможным; известно, как трудно передавать с точностию особенно описания военных событий.

      Что же касается до романической стороны моего сочинения, то, если бы она не была в связи с историей, в которой считаю я себя за опытного судью, а равно, если бы я не считал заслугою разоблачение пороков и низостей патеров, то не решился бы утомлять публику моим романом в тот век, в котором пишут романы Манцони, Гверацци и Виктор.

Джузеппе Гарибальди.

      3

      Римская Клелия времен Порценны.

      4

      Транстеверяне