Пропасть глубиною в жизнь. Анатолий Косоговский

вплотную придвинувшись к Амбалу и часто дыша ему прямо в ухо. Тот ничего не ответил, лишь молча, не поворачивая головы, грубо обхватил своей широкой ладонью в грязной перчатке его лицо и резко оттолкнул. От неожиданности Шнур резко опрокинулся назад – вязаная шапочка сползла на затылок. Он подхватил ее рукой, а затем начал усердно тереть лоб, нос, подбородок, на которых, ему казалось, отпечаталась огромная пятерня Амбала.

      – Заглохни, падло! – медленно повернув к нему голову, злобно прошипел Амбал.

      Шнур обиженно потянул носом воздух, глянул на широкий затылок ватажка, вновь натянул шапочку на голову и, отодвинувшись в сторону, затих. В последнее время он часто задавал себе вопрос: как возник в их с Гурей судьбах этот огромный, властный, жестокий, дерзкий, не терпящий возражений человек. И сам себе не мог на него ответить. Да как-то внезапно, мгновенно, вдруг. Просто однажды зашел в сельскую забегаловку⁵, в которой они «отдыхали», балуясь пивком. Даже не зашел, а ввалился. Ввалился в их жизнь, сразу же задавив своим напором, непробиваемостью, своей бешеной бычьей натурой.

      – На что пьем, мужики? – запросто сказал он, подсаживаясь к их столику.

      – На заработанные, – глядя слегка посоловевшими глазами на подошедшего, непринужденно, насколько он мог это изобразить, ответил Гуря.

      Он ответил сразу же, без раздумий, выбросив из себя эти слова, как пружина выбрасывает зловеще-привлекательного чертенка с красными рожками из коробки. Чувствовалось, что эту фразу ему приходится систематически вставлять в свою скудную речь, доведя ее употребление до автоматизма. Незнакомец ухмыльнулся и снова, вполне добродушно, поинтересовался:

      – Местные?

      – У-г-у, – это уже Шнур. Протянул незамысловатое междометие, всем своим видом и интонацией показывая, что это же и так понятно, зачем спрашивать.

      Незнакомец не отставал:

      – Значит, аборигены. Ну, чем зарабатываете, аборигены? Горбом или башкой? А может, еще чем?

      У аборигенов в тот момент, видимо, не нашлось заготовленного ответа или элементарно не хватило фантазии, чтобы достойно ответить назойливому незнакомцу, который, небось, одного только и хотел, чтобы упасть на хвост. Не дождавшись ответа, чужак снова насмешливо улыбнулся, опустил свою тяжелую руку на плечо Шнура и, вплотную приблизив к его лицу свое, издевательски предположил:

      – Небось, по курятникам да погребам стариковским шнырите? Угадал?

      Гуря хотел было подскочить с места, сразу же осадить нагловатого нахлебника, показать, кто тут местные, а кто заезжие («А ты кто такой? Тебе какое дело?»). Однако, повнимательнее измерив глазами плечи незнакомца, его широкие лоб и скулы, огромную ладонь, лежащую на плече кореша, который притих и слегка съежился, даже не пробуя освободиться от столь основательного груза, передумал.

      Чужой, видя замешательство аборигенов, не стал продлевать интригу. Он всем телом повернулся к стоявшему за прилавком в своем неизменном темно-синем спортивном костюме Федору, отчего Шнур под весом его руки откинулся