Мертвые души. Н. В. Гоголь

хорошая деревенька. Сколько в ней душ?

      – Душ-то в ней, отец мой, без малого восемьдесят, – сказала хозяйка, – да беда, времена плохи, вот и прошлый год был такой неурожай, что Боже храни.

      – Однако ж мужички на вид дюжие, избенки крепкие. А позвольте узнать фамилию вашу. Я так рассеялся… приехал в ночное время…

      – Коробочка, коллежская секретарша.

      – Покорнейше благодарю. А имя и отчество?

      – Настасья Петровна.

      – Настасья Петровна? хорошее имя Настасья Петровна. У меня тетка родная, сестра моей матери, Настасья Петровна.

      – А ваше имя как? – спросила помещица. – Ведь вы, я чай, заседатель?

      – Нет, матушка, – отвечал Чичиков, усмехнувшись, – чай, не заседатель, а так ездим по своим делишкам.

      – А, так вы покупщик! Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево, а вот ты бы, отец мой, у меня, верно, его купил.

      – А вот меду и не купил бы.

      – Что же другое? Разве пеньку? Да вить и пеньки у меня теперь маловато: полпуда всего.

      – Нет, матушка, другого рода товарец: скажите, у вас умирали крестьяне?

      – Ох, батюшка, осьмнадцать человек! – сказала старуха, вздохнувши. – И умер такой всё славный народ, всё работники. После того, правда, народилось, да что в них: все такая мелюзга; а заседатель подъехал – подать, говорит, уплачивать с души. Народ мертвый, а плати, как за живого. На прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.

      – Разве у вас был пожар, матушка?

      – Бог приберег от такой беды, пожар бы еще хуже; сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не на чем: некому лошадей подковать.

      – На все воля Божья, матушка! – сказал Чичиков, вздохнувши, – против мудрости Божией ничего нельзя сказать… Уступите-ка их мне, Настасья Петровна?

      – Кого, батюшка?

      – Да вот этих-то всех, что умерли.

      – Да как же уступить их?

      – Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам за них дам деньги.

      – Да как же? Я, право, в толк-то не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли?

      Чичиков увидел, что старуха хватила далеко и что необходимо ей нужно растолковать, в чем дело. В немногих словах объяснил он ей, что перевод или покупка будет значиться только на бумаге и души будут прописаны как бы живые.

      – Да на что ж они тебе? – сказала старуха, выпучив на него глаза.

      – Это уж мое дело.

      – Да ведь они ж мертвые.

      – Да кто же говорит, что они живые? Потому-то и в убыток вам, что мертвые: вы за них платите, а теперь я вас избавлю от хлопот и платежа. Понимаете? Да не только избавлю, да еще сверх того дам вам пятнадцать рублей. Ну, теперь ясно?

      – Право, не знаю, – произнесла хозяйка с расстановкой. – Ведь я мертвых никогда еще не продавала.

      – Еще