Война и мы. Юрий Мухин

Захаровичем в одной детали. Я из его описания не могу себе представить, как именно выглядела та местность и роль моста через Миус на ней, но судя по тому, что немцы хотели оставить этот мост в своих руках, надо думать, все же он имел определенное тактическое значение для немцев и, следовательно, для нас.

      Кроме того, я не стал бы попрекать командование и за то, что оно проявляло активность в обороне. Не имеет значения – в обороне ты или в наступлении. Война идет, противника надо уничтожать и надо искать для этого все удобные способы везде и всегда. Ведь, по сути, значительная часть кадрового офицерства Красной Армии во время войны все время пыталась на своих участках фронта заключить некий сепаратный мир с немцами и этим обезопасить свои шкуры. В подтверждение этого приведу обширную цитату из воспоминаний генерал-лейтенанта Н.К. Попеля о подготовке прорыва танкового корпуса Катукова в ноябре 1942 года.

      «Наступление началось десять дней назад. В канун его на наш командный пункт приехал командир стрелковой дивизии, в полосе которой предполагалось вводить корпус. Полковник был худ, морщинист и угрюм. Плохо гнущейся желтой ладонью он оглаживал висячие сивые усы и жаловался:

      – Не хватает боеприпасов, маловато артиллерии, не все бойцы получили валенки…

      Командир корпуса генерал Катуков терпеливо слушал причитания полковника, но когда тот признался, что не знает толком огневой системы противника, насторожился:

      – Вы же здесь больше года торчите!

      Первая истина, которую усвоил Катуков, еще командуя бригадой, гласила: без разведки воевать нельзя. В заслугу бригаде, получившей в ноябре сорок первого гвардейское звание, ставили прежде всего непрерывную разведку.

      – Что ж, что больше года? – обиделся усатый полковник. – Дел, слава богу, хватало. Вон какую оборону отгрохали – это раз, не дали немцу продвинуться – два, летом подсобное хозяйство развели – три, картошкой себя обеспечили – тоже помощь государству, сено заготовили, стадо коров своих имеем – не пустяки.

      О хозяйственных достижениях командир дивизии говорил охотно, со знанием дела, обращаясь прежде всего ко мне. Считал, как видно, что заместитель по политической части сумеет лучше оценить его старания.

      – Небось сами летом огурчиков, морквы попросите.

      Катуков остолбенел:

      – Вы и летом здесь стоять намерены?

      – За кого вы меня принимаете, товарищ генерал? Так, по привычке.

      – По привычке? – недобро покосился Катуков.

      Нам было ясно, что командир стрелковой дивизии психологически не готов к наступлению. Он свыкся с обороной, пустил корни. Какой уж тут наступательный порыв!

      Воспоминания об огурцах и «моркве» оживили полковника:

      – Вы бы, товарищ комкор, малость своих танкистов приструнили.

      – Что стряслось?

      – У нас на передовой такой порядок – противника понапрасну не дразнить. Наблюдать и охранять, как по уставу положено. Тем более немец здесь