Прекрасные и проклятые. Френсис Скотт Фицджеральд

по истории, – закончил Энтони.

      – Истории? Истории чего? Гражданской войны? Революции?

      – Э-ээ… нет, сэр. Истории Средних веков.

      Одновременно у Энтони возникла идея об истории папства эпохи Возрождения, преподнесенной под другим углом зрения. Тем не менее он был рад, что сказал о Средних веках.

      – Средневековье? А почему не твоя родная страна, о которой ты кое-что знаешь?

      – Видите ли, я так долго жил за границей…

      – Не понимаю, с какой стати ты должен писать о Средних веках. Мы называли их Темными веками. Никто толком не знает, что там происходило, и никому до этого нет дела. Они закончились, и дело с концом.

      Он еще несколько минут продолжал распространяться о бесполезности подобных сведений, естественно, упомянув об испанской инквизиции и «монастырской коррупции». И наконец:

      – Как думаешь, ты сможешь заниматься какой-то работой в Нью-Йорке? Ты вообще-то намерен работать? – Последние слова были произнесены с едва уловимым цинизмом.

      – Думаю, да, сэр.

      – И когда ты закончишь свой труд?

      – Э-э-э, понимаете, нужно будет составить общий план. Понадобится масса предварительного чтения.

      – Я полагал, что ты уже достаточно долго занимался этим.

      И без того неровная беседа довольно резким образом подошла к завершению, когда Энтони встал, посмотрел на часы и заметил, что во второй половине дня он назначил встречу со своим брокером. Он собирался на несколько дней остаться со своим дедом, но утомился и пребывал в раздраженном состоянии из-за качки во время плавания и совершенно не желал выслушивать изощренные ханжеские нападки. Поэтому он обещал вернуться через несколько дней.

      Тем не менее в результате этой встречи работа вошла в его жизнь как постоянная идея. За год, миновавший с тех пор, он составил несколько списков авторитетных источников, даже экспериментировал с названиями глав и разделением своей работы на хронологические периоды, но к настоящему времени не существовало ни одной написанной строчки, и такая вероятность не просматривалась. Он ничего не делал, но вопреки общепризнанным прописным истинам ему удавалось получать от этого недурное удовольствие.

      Вторая половина дня

      Стоял октябрь 1913 года, середина недели сплошь из приятных дней, когда солнечный свет разливался по перекресткам, а воздух казался таким истомленным, что прогибался под призрачным весом падающих листьев. Было приятно сидеть у открытого окна, лениво дочитывая главу «Едгина»[11]. Было приятно зевнуть после пяти вечера, бросить книгу на стол и неспешно направиться по коридору в ванную, напевая себе под нос.

      К тебе… о пре-крас-ная леди, –

      пел он, открывая кран,

      Я устремляю… свой взор;

      О тебе… о пре-крас-ная леди,

      Мое сердце болит…

      Он повысил голос, чтобы заглушить шум воды, льющейся в ванну. Глядя на фотографию Хейзел Даун, висевшую на стене,

11

«Едгин» (анаграмма от «нигде») – утопический роман Сэмюэля Батлера 1872 года (прим. перев.).