Обломов. Иван Александрович Гончаров

что это, Илья Ильич, за наказание! Я христианин: что ж вы ядовитым-то браните? Далось: ядовитый! Мы при старом барине родились и выросли, он и щенком изволил бранить и за уши драл, а этакого слова не слыхивали, выдумок не было! Долго ли до греха? Вот бумага, извольте.

      Он взял с этажерки и подал ему пол-листа серой бумаги.

      – На этом разве можно писать? – спросил Обломов, бросив бумагу. – Я этим на ночь стакан закрывал, чтоб туда не попало что-нибудь… ядовитое.

      Захар отвернулся и смотрел в стену.

      – Ну, да нужды нет: подай сюда, я начерно напишу, а Алексеев ужо перепишет.

      Илья Ильич сел к столу и быстро вывел: «Милостивый государь!..»

      – Какие скверные чернила! – сказал Обломов. – В другой раз у меня держи ухо востро, Захар, и делай свое дело как следует!

      Он подумал немного и начал писать.

      «Квартира, которую я занимаю во втором этаже дома, в котором вы предположили произвести некоторые перестройки, вполне соответствует моему образу жизни и приобретенной вследствии долгого пребывания в сем доме привычке. Известясь через крепостного моего человека, Захара Трофимова, что вы приказали сообщить мне, что занимаемая мною квартира…»

      Обломов остановился и прочитал написанное.

      – Нескладно, – сказал он, – тут два раза сряду что, а там два раза который.

      Он пошептал и переставил слова: вышло, что который относится к этажу – опять неловко. Кое-как переправил и начал думать, как бы избежать два раза что.

      Он то зачеркнет, то опять поставит слово. Раза три переставлял что, но выходило или бессмыслица, или соседство с другим что.

      – И не отвяжешься от этого другого-то что – сказал он с нетерпением. – Э! да черт с ним совсем, с письмом-то! Ломать голову из таких пустяков! Я отвык деловые письма писать. А вот уж третий час в исходе.

      – Захар, на вот тебе. – Он разорвал письмо на четыре части и бросил на пол.

      – Видел? – спросил он.

      – Видел, – ответил Захар, подбирая бумажки.

      – Так не приставай больше с квартирой. А это что у тебя?

      – А счеты-то.

      – Ах ты, Господи! Ты совсем измучишь меня! Ну, сколько тут, говори скорей!

      – Да вот мяснику восемьдесят шесть рублей пятьдесят четыре копейки.

      Илья Ильич всплеснул руками:

      – Ты с ума сошел? Одному мяснику такую кучу денег?

      – Не платили месяца три, так и будет куча! Вот оно тут записано, не украли!

      – Ну, как же ты не ядовитый? – сказал Обломов. – На мильон говядины купил! Во что это в тебя идет? Добро бы впрок.

      – Не я съел! – огрызался Захар.

      – Нет! Не ел?

      – Что ж вы мне хлебом-то попрекаете? Вот, смотрите!

      И он совал ему счеты.

      – Ну, еще кому? – говорил Илья Ильич, отталкивая с досадой замасленные тетрадки.

      – Еще сто двадцать один рубль восемнадцать копеек хлебнику да зеленщику.

      – Это разорение! Это ни на что не похоже! – говорил Обломов, выходя из себя. – Что ты, корова, что ли, чтоб столько зелени сжевать…

      – Нет! Я ядовитый человек! – с горечью заметил Захар, повернувшись