Берегини. Элина Лисовская

доме, который сожгли твои воины, меня звали Любомирой, – ответила она.

      – Хаук! – позвал вождь. И показав на ларец, который принес расторопный воин, спросил у пленницы: – Это твое?

      Девушка бросила мгновенный взгляд на Асбьерна и молча кивнула.

      – Если так, – сказал конунг, – то покажи нам ключ от этого замка и расскажи, что за травы хранятся в ларце.

      – А ты, вождь, в травах разбираешься или на слово поверишь? – спросила она, не поднимая глаз. Кто-то из девушек за спиной Любомиры тихо ахнул. Асбьерн усмехнулся. Он-то успел узнать нрав словенской колдуньи, пока она залечивала его раны.

      – Я верю, что настоящие ведуны никому не причиняют вреда без надобности, – словно не услышав дерзких слов, проговорил Эйвинд. – А в моей смерти тебе надобности нет.

      Любомира молча сняла с шеи крепкий шнурок с маленьким медным ключом, подошла к Хауку, державшему ларец, привычным движением продела дужку в петли, замкнула замок и повернула ключ. Потом отступила назад: дескать, смотри, коли надо. И вздохнула:

      – Обо всех зельях тебе рассказать, или хватит того, что там хранятся ядовитые травы, несущие смерть неосторожному, но в умелых руках помогающие победить хворь?

      Вождь переглянулся с побратимом и хёвдингами, а потом спросил:

      – Что ты умеешь, юная девушка? Я говорю не о том, ловка ли ты у печи и тонка ли твоя пряжа. Что ты умеешь как целительница?

      – Спроси у своего воеводы, – Любомира кивнула в сторону Асбьерна. – А лучше всяких слов о моем даре расскажут тебе его шрамы. Хотя порой мне жаль, что я не умею убирать их полностью.

      – И правда, жаль, – негромко рассмеялся Эйвинд. Памятный шрам пересекал лоб, левую бровь и висок вождя. Нашелся целитель, справился со страшной раной, постарался, чтобы след от нее остался ровный и не испортил красивое лицо. Вряд ли сама Любомира смогла бы сделать лучше.

      – Она многое умеет, – торопливо проговорила Весна, испугавшаяся, что вождь северян не поверит Любомире. – Она лечила и воинов, и стариков, и детей. Бывало, ставила на ноги даже хворую скотину. У нас в селище все шли к ней за помощью.

      Любомира молчала.

      – Почему на тебе мужская одежда? – полюбопытствовал конунг. Девушка смущенно оглядела себя, неловко повела плечами:

      – В лес собиралась, за травами. Так ходить сподручнее.

      – На твоем месте, Ормульв, я бы отпустил пленницу, – после недолгого размышления проговорил Эйвинд на языке северян. – Если она получит свободу и по своей воле станет помогать нашим людям, то и пользы принесет больше, и тебе уважения добавит. Что скажешь?

      – Она и так будет делать все, что велено. Уж я позабочусь об этом, – хмуро отозвался рыжеволосый хёвдинг.

      – С такой совладать непросто, – покачал головой Асбьерн. – Недаром у словен говорят, что и один человек может привести коня к водопою, но даже целая дружина не заставит его пить. Как бы потом не пришлось зашивать тебе вторую щеку, Гуннарссон.

      – И не таких уламывали, – сердито ответил Ормульв, чувствуя, как кровь опять приливает