Последняя миля. Дэвид Болдаччи

что я выйду отсюда, имея, быть может, двадцать пять кусков, а может, и меньше, поскольку это «потолок», – и что тогда?

      – С этим мы тебе поможем. Мы поможем найти тебе жилье. И работу.

      – И что я буду делать? Елозить шваброй? Может, смогу получить прежнюю работу отца в этом ломбарде… Господи, в этой части Техаса ломбарды делают большой бизнес, потому что ни у кого ни хрена нет.

      – Давай не будем забегать вперед, – проговорила Оливер, старясь сохранять ровный и спокойный тон.

      – Даже если меня выпустят, то могут не амнистировать. А это означает, что у меня в личном деле будет значиться обвинение в двух убийствах. Кто тогда наймет мою задницу? Скажешь мне это? Скажи мне!

      Марс видел, что с каждой секундой ей становится все более не по себе.

      «Маленькая белая женщина – большой злой черный мужик. Вот что она видит. Только это она и видит. А ведь она на моей стороне».

      Он отвел глаза, и тон его снова изменился.

      – Дьявол, в толк не возьму, к чему мы вообще об этом толкуем. Меня ни за что не выпустят отсюда, Мэри.

      – Мелвин, им придется, если ты невиновен.

      – Я был невиновен двадцать треклятых лет, – огрызнулся он. – И какая разница?

      – В смысле, если будут исчерпывающие доказательства твоей невиновности, держать тебя в тюрьме не смогут.

      – Вот даже как? По всей стране десятки таких бакланов. Их невиновность доказана, как ты и сказала. Годы назад. И угадай что? Они по-прежнему за решеткой. Одному козлу сказали, что срок его апелляции истек, так что он в жопе, хоть и знали, что он этого не делал. Другой отсидел свой срок за преступления, которых не совершал, но из-за каких-то сраных правовых формальностей ему сказали, что надо отсидеть еще четыре года, и тогда, может быть, его выпустят. А еще чел звезданул надзирателю, так что ему припаяли новый срок, хотя он вообще не должен был чалиться на нарах. Так что не говори мне, что они должны делать хоть что-то. Они творят что хотят. Вот оно как.

      – Мы позаботимся, чтобы в твоем случае этого не случилось. – Адвокат принялась собирать вещи. – Теперь мне пора. Но я свяжусь с тобой, как только что-нибудь узнаю.

      Она встала, и Марс поднял на нее глаза.

      – Я сержусь не на тебя, Мэри. Просто сейчас я сержусь на… на все.

      – Я понимаю, – искренне призналась она. – Поверь. Сомневаюсь, что я была бы настолько же невозмутимой, как ты.

      И ушла.

      А Марс просто сидел на месте, пока надзиратель не подошел и не велел оторвать жопу от стула.

      Цепи вернулись.

      Явился Мозгляк и всю дорогу подталкивал его дубинкой в спину с такой силой, что Мелвин морщился от боли.

      – Что говорит твоя адвокатша, Джамбо? – полюбопытствовал Мозгляк.

      Марс по давней привычке промолчал.

      – А, это же не подлежит огласке, точно. Только между нами. Хочешь ей впердолить, Джамбо? Отведать жопы белой женщины? Навалиться на нее? Раньше это было супротив закона, чтоб черный делал это с белой женщиной. Надо бы и теперича. Белая девушка не должна хотеть, чтобы зверюга наваливался на нее. Верно?

      Он снова