Рассказы о всякой живности. Василий Иванович Белов

одному, в поле. Проползем вдоль огорода, а после соберемся. У отворота, в кустах.

      Только теперь Минька разрешил выкупаться.

      Вода была не очень-то теплая. Особенно сначала. Минька нырнул и долго с открытыми глазами шел под водой. Солнце столбами пробиралось в речную глубь, в воде стебли лилий и другие водоросли казались очень толстыми.

      – Уфф! – Минька вынырнул. – Где вы? Стасик и Хомутов толкались в воде, стараясь спихнуть друг дружку в глубокое место.

      – Вылезай! – приказал Минька. – Солнышко вон уж как поднялось.

      Солнышко и впрямь воротило ближе к обеду, а тут у Хомутова набралось полное ухо воды. Минька и Стасик велели ему лечь на траву, взяли за ноги, приподняли и потрясли.

      – Вылилась?

      Хомутов молчал. Ему нельзя было говорить, так как он висел вниз головой. Но как только он встал на ноги, вода из уха вылилась.

      – Теперь всё.

      Но у Стасика в ухе тоже оказалась вода. Пришлось трясти и этого.

      – Не надо было ухи-то раскрывать! – рассердился Минька.

      Наконец все были одеты. Распределили, кому что принести, и назначили общий сбор в поле, за большим камнем. Минька строго-настрого наказал, чтобы не опаздывали и на глаза никому не показывались. Он потащил рюкзак с картошкой домой. Он никак не рассчитывал, что мать как раз окажется дома!

      Увидев его с рюкзаком, она даже расцвела вся:

      – Ой, Миня, молодец-то какой! У нас картошка-то как раз кончилась. Это чей мешок у тебя? Где взял?

      Минька нехотя объяснил, что взял рюкзак у Стасика. А дальше опять приходилось врать. Больше всего в жизни Минька не любил врать, но что было делать?

      А мать взяла у него рюкзак и сказала:

      – Давай я картошку-то высыплю в большую корзину, а мешок ты унеси, отдай, у кого взял. Вдруг понадобится.

      – Ладно, – буркнул в сердцах Минька.

      Мать высыпала из рюкзака все содержимое.

      «Эх, плакала наша картошечка, – подумал Минька. – Хоть бы не всю высыпала».

      Мать показала, где и что лежит из еды. Потом взяла грабли и ушла в огород шевелить сено.

      Минька отрезал от буханки половину и поглядел на корзину с картохой.

      «Штук десять можно, – подумал он, – а то и двадцать. Нет, лучше двадцать одну, по семь штук на каждого».

      Он отсчитал двадцать одну картофелину и положил в рюкзак. Даже лучше! А то не хватило бы места хлебу. Он прихватил еще и свой пустой рюкзак, чтобы Стасик положил в него маленький топорик, пирог и лук.

      Все было готово. Теперь бы незаметно пробраться в поле к большому камню. Стасик и Хомутов, может, уже ждут, а Минька не любил быть последним. Только бы Катька не увидела.

      На улице – ни души. Один петух разгуливал по траве. Минька сиганул через канаву в поле. «Вперед, вперед, шагай смелее!» – про себя, мысленно, повторял он, хотя то и дело приходилось не шагать, а ползти по траве.

      Он устал и вспотел. Добрался до камня, замаскировался в траве и вдруг увидел Хомутова и Стасика.

      Оба спокойно во весь рост вышагивали по дороге и разговаривали громкими голосами. Один тащил топор и два пучка луку, другой