А зори здесь тихие… (сборник). Борис Васильев

под пробку. Плеснул в кружку.

      – Так примешь или водой разбавить?

      – А что это?

      – Микстура. Ну, спирт, ну?

      Замахала руками, отодвинулась:

      – Ой, что вы, что вы…

      – Приказываю принять! – Старшина подумал маленько, разбавил чуть водой. – Пей. И воды сразу.

      – Нет, что вы…

      – Пей без разговору!

      – Ну, что вы в самом деле! У меня мама – медицинский работник…

      – Нету мамы. Война есть, немцы есть, я есть, старшина Васков. А мамы нету. Мамы у тех будут, кто войну переживет. Ясно говорю?

      Выпила, давясь, со слезою пополам. Закашлялась. Федот Евграфыч ее ладонью по спине постукал слегка. Отошла. Слезы ладонью размазала, улыбнулась:

      – Голова у меня… побежала!..

      – Завтра догонишь.

      Лапнику ей приволок. Устелил, шинелью своей покрыл:

      – Отдыхай, товарищ боец.

      – А вы как же без шинели-то?

      – Я здоровый, не боись. Выздоровей только к завтраму. Очень тебя прошу, выздоровей.

      Стихло кругом. И леса, и озера, и воздух самый – все на покой отошло, затаилось. За полночь перевалило, завтрашний день начинался, а никаких немцев не было и в помине. Рита то и дело поглядывала на Васкова, а когда одни оказались, спросила:

      – Может, зря сидим?

      – Может, и зря, – вздохнул старшина. – Однако не думаю. Ежели ты фрицев тех с пеньками не спутала, конечно.

      К этому времени комендант отменил позиционное бдение. Отправил бойцов на запасную позицию, приказал лапнику наломать и спать, пока не подымет. А сам здесь остался, на основной, и Осянина за ним увязалась.

      То, что немцы не появлялись, сильно озадачивало Федота Евграфыча. Они ведь и вообще могли здесь не оказаться, могли в другом месте на дорогу нацелиться, могли вообще какое-либо иное задание иметь, а совсем не то, которое он за них определил. Могли уж бед натворить уйму: стрельнуть кого из начальства или взорвать что важное. Поди тогда объясняй трибуналу, почему ты, вместо того чтобы лес прочесать да немцев прищучить, черт-те куда попер. Бойцов пожалел? Испугался в открытый бой их кинуть? Это не оправдание, если приказ не выполнен. Нет, не оправдание.

      – Вы бы поспали пока, товарищ старшина. На зорьке разбужу.

      Какой там, к лешему, сон! Даже холода комендант не чувствовал, даром что в одной гимнастерке…

      – Погоди ты со сном, Осянина. Будет мне, понимаешь, вечный сон, ежели фрицев проворонил.

      – А может, спят они сейчас, Федот Евграфыч?

      – Спят?..

      – Ну да. Люди же они. Сами говорили, что Синюхина гряда – единственный удобный проход к железной дороге. А до нее им…

      – Погоди, Осянина, погоди! Полста верст, это точно, даже больше. Да по незнакомой местности. Да каждого куста пугаясь… А? Так мыслю?

      – Так, товарищ старшина.

      – А коли так, то могли они, свободное дело, и отдыхать завалиться. В буреломе где-нито. И спать будут до солнышка. А с солнышком… А?

      Рита улыбнулась. И опять посмотрела, как бабы на ребятню смотрят.

      – Вот и вы до солнышка отдохните.