Осколки зеркала моей взрослой жизни. Леонид Оливсон

няет – почему

      Он стал в правлении жестокий.

      Но надо знать, когда он только начинал

      Он с Лениным был не согласен.

      На социализм всемирный вождь уповал.

      Для Сталина он был мечтатель.

      Искал вначале с людьми он компромиссы,

      Он даже против был расстрелов.

      Тех лет архивы развенчивают мифы,

      И домыслы все устарели.

      Он сделать конституцию для всех хотел:

      Альтернативный выбор людей.

      Но кто у власти был сказали, чтоб не смел:

      Они боялись его идей.

      Кто делал революцию и был властью,

      И дружно устроили террор,

      И совершали это с такою страстью!..

      И от народа скрыт их позор.

      Вначале верил он в количество врагов.

      Жалел потом, позволив тройки…

      А те старались с разных берегов:

      В своих рапортах были бойки.

      В годах тридцатых он погибнуть даже мог:

      Два раза были покушенья.

      Врагов-троцкистов было множество, как блох:

      Он в их глазах и был мишенью.

      От этого у Сталина явилась злость,

      Его на них чесались руки.

      И стал карать врагов он: ленинскую кость,

      А перестарались все же други.[1]

      Убийство Кирова его расстроило,

      Теперь не верил он никому.

      В нем только партии он видел воина,

      За друга вел пять судов от смут.

      Он чистку в армии провел перед войной,

      Сняв головы у троцкистских групп.

      Борьбу возглавил во всем: в быте, с «левизной»…

      Как мог, во всем прославлял он труд.

      Он года первого войны признал вину,

      В победе – главную роль русских.

      Четыре года ждали мы эту весну,

      И были люди и в кутузках.

      Его заслуги и ошибки говорят:

      Неординарный был человек!

      Страну оставил мощной, а его клеймят.

      Как мысли уходят в его век.

      То было Сталинское время

      Как хорошо всегда лишь вспоминать

      В душе плохие времена опять,

      Когда сейчас ты знаешь, – не случиться это.

      Но в нашем будущем, боюсь, что нет ответа…

      Давайте ж мы исследуем хотя бы год 52-ой

      Мы в клети Сталинского времени –

      Обычный беспросветный, как и любой другой,

      В совке пропагандистской темени.

      Ходила девочка в десятый класс

      И почему-то теряла волосы свои.

      С косами – правила времен в том бытии,

      Что были приняты для школьных масс.

      И в ситуации такой подстриглась в «жатку»

      И, постучав, вошла несмело в класс.

      Учитель посчитала, это – блажь;

      Узнав, директорша будто тряслась в припадке.

      И повелела позвать смутьянку

      И, строго девочке в глаза глядя, спросила:

      – С каноном шутишь ты, вольтерьянка?

      Загонишь ты нас всех в могилу!

      Скажи, Эсфирь, – ведь так тебя зовут! –

      Откуда родом ты с фамилией «Игельник»?

      Ответь мне: соблюдаешь ты кашрут?

      Быть может, ты уж всегда должна носить парик?

      Ответь мне: почему постриглась ты?

      – Я волосы теряла! Прошу простить меня!..

      – А может, жениха твоей мечты

      Тебе уж мама подыскала, – не рано ли?

      Что можешь ты на это мне сказать?

      Тебя обсудим мы на нашем педсовете!

      Неужто важна тебе эта прядь?

      И почему ты не такая, как все дети!

      Подумай – на каком стоишь пути?

      И помни, дорогая, все, что я сказала!

      Ты хочешь дух другой страны внести,

      Ты виновата – довела все до скандала.

      Вернулась девочка сразу на занятия,

      В надежде, что все грозное прошло.

      Но здесь ее ждало придирок зло:

      «Училки» действий, девчонки неприятие…

      Она не знала, что директорша сказала,

      Но в глубине души бессовестно мечтала

      Девчонку эту как-то оскорбить,

      Чтоб было ей совсем не сладко жить.

      А на девчонке волосы вились…

      – Ты

1

Евреям позже он готовил геноцид