.

молчишь, Пушкарёв Вовка? Болит что-нибудь?

      – Ничего у меня не болит.

      Но плечо у Вовки сильно болело.

      И все мышцы ног болели. И еще страшнее было думать о том, что снова надо будет сейчас куда-то бежать, непременно бежать, а у него нет сил. Вот сам же говорю, подумал, что идти надо. Но куда? Кто укажет дорогу? Да еще в тундре… Один…

      Но вслух он произнес:

      – Конечно, я пойду.

      Думал, засмеются: сиди, дескать, пацан!

      Но никто не засмеялся, только радист хмыкнул:

      – И что? Сядешь за рацию?

      – Сяду. Я быстро, правда, не могу.

      Радист не дослушал. Заторопился. Ногой простучал по стенке.

      Тире точка…

      Точка…

      Точка точка точка…

      Тире…

      Точка тире точка…

      Точка точка тире…

      Вовка, не дослушав, обиженно отстучал в ответ: «Не струшу!»

      – Ну, может, и не струсишь, может, и передашь, – с сомнением одобрил радист. Не понравился ему убогий Вовкин темп, он сам ногой отбивал быстрее. – При желании тебя даже понять можно.

      – Сможет? – быстро спросил Лыков.

      – Так ведь до рации надо еще добраться.

      – Ну, это моя забота… – Теперь уже Лыков заторопился. Какая-то лихорадочность вдруг напитала, насытила, как электричеством, темный воздух холодного угольного склада. – Иди сюда, – позвал из темноты Лыков. – Чувствуешь? Это задвижка. Здесь у нас лючок для угля. Фрицы не знают. Мы его прорезали, чтобы лопатами в склад уголь забрасывать. Конечно, узко, но ты пролезешь. Должен пролезть. А как выпадешь из лючка в снег, толкайся ногами и ползи вперед, вперед, только вперед, ни на сантиметр никуда не сворачивай. Так ползи, пока не упрешься в железные стояки. Луна выглянет, прячься в снег. Лучше лишний час пролежать в снегу, чем завалить дело в одну минуту. Фрицы, думаю, не сильно нас караулят, но ты себя такими размышлениями не тешь. А от метеоплощадки сразу возьми правее. Там уже не ошибешься. Там глубокий овраг, ты в него падай и дуй до самых Каменных столбов, торчат там такие, как растопыренные пальцы. Это и есть выход на Собачью тропу, понимаешь? Идти по ней тебе придется всю ночь. Конечно, берегом легче, зато опаснее. Засекут с подлодки, тогда в снегу не укроешься. А на Собачьей тропе тебя не увидят. Если повезет, как раз к утру доберешься до Угольного. Помнишь палатку? Там угольный разрез обнажается, ты его узнаешь. Главное, смелей, Вовка. По Собачьей пройдешь, как по коридору. Там ущелье. Узкое. Справа стена, слева стена. Сумеешь?

      – Ага.

      – И антенну натянешь?

      – Ага.

      – И питание подключишь?

      – Ага.

      – Тише…

      – Это ветер… – прислушался радист. И спросил: – Что у нас в ящиках, Илья?

      – Печка чугунная, – по-хозяйски перечислил Лыков. – Железяки от ветряка. Геологические образцы. Вовремя не вывезли. Чего ты взялся ревизовать не ко времени?

      – Я не ревизую.

      – Тогда что тебе ящики?

      – Их придется уложить под дверь. Да так плотно, чтобы дверь нельзя было открыть. Фрицы утром постучатся, а мы им: гутен морген,