Бунт Дениса Бушуева. Сергей Максимов

на третий – не хватило три тысячи, на четвертый – «Буфет на честность» снова превратился в «Буфет на наличные», с той только разницей, что цены в нем поднялись втридорога…

      – Да вы, быть может, все это выдумали! – смеялась Ольга.

      Когда вошли в зрительный зал и пошли по упругому ковру бокового прохода партера, Аркадий Иванович сразу же, не без тщеславия, отметил, что взгляды публики дружно, с любопытством и восхищением обратились на Ольгу, несмотря на то, что одновременно с ними из разных дверей входили другие зрители, и среди них было немало красивых женщин.

      Ольга шла уверенной, твердой и в то же время необыкновенно легкой походкой, ничуть не смущаясь тем вниманием, которое она вызывала у публики. Стройная, с небольшой подвижной головкой, с которой свободно падали короткие пушистые русые волосы, обнажая по-детски тонкую шею, мягкая в движениях – вся она была проникнута той милой теплой женственностью, без которой не может быть красива женщина, как бы ни была ярка ее красота. Умные голубые глаза ее в темных ресницах смотрели вокруг приветливо, и так же приветливо улыбались яркие, словно вырезанные губы, показывая ямочки в уголках и обнажая блестящие полоски мелких чистых зубов. И в этом блеске женственности и доверчивой приветливости как бы тонули и в то же время становились ярче – и тоненькая ниточка жемчуга вокруг белой матовой шеи, и простое, темное, несколько короткое шерстяное платье – единственное ее приличное платье, в котором еще можно было куда-то показаться, – и скромные черные туфельки на стройных, упругих ногах.

      Аркадий Иванович, сам молодой и красивый, с приличной скромностью шел сбоку и чуть позади Ольги, сознавая, однако, что он вполне пара Ольге и что, быть может, он даже как-то дополняет ее красоту.

      Места были хорошие: шестой ряд партера у правого прохода. Опустившись на кожаное сиденье, Ольга прикрыла глаза рукой, ладошкой наружу, и тихо, счастливо рассмеялась.

      – Вспомнила ваш «Буфет на честность»… – объяснила она.

      Аркадий Иванович, довольный тем, что развеселил Ольгу Николаевну, скаламбурил еще какую-то чепуху и почувствовал себя счастливым. И подумал о том, как хорошо он сделал, что вытащил наконец Ольгу в театр. Последнее время она редко бывала в хорошем настроении и часто грустила в связи с тем, что от брата Дмитрия, осужденного на двадцатипятилетнее заключение и находившегося в концлагере, уже полтора месяца не было писем. Брата Ольга очень любила и мучилась неизвестностью. Два раза она ходила в Гулаг, чтобы навести справки, но толку не добилась.

      – Ну так что же мы будем смотреть? – вдруг посерьезнев, спросила Ольга.

      – «Братьев».

      – Я знаю, что «Братьев». Но что это за чепуха?

      Аркадий Иванович знал, что Ольга не любит советских писателей, не читает их и не ходит на их пьесы. Аркадий Иванович сам не очень долюбливал советских писателей, их массу, особенно тех, с кем ему приходилось встречаться на работе в киностудии, но многих он выделял, любил, считал талантливыми,