Дживс, вы – гений! Ваша взяла, Дживс! (сборник). Пелам Вудхаус

Ох и разозлился же я. – А ты бы не назвала своего бывшего слугу скотиной, если бы он рассказывал каждому встречному и поперечному, что ты не семи пядей во лбу…

      – Зато у тебя сердце из чистого золота.

      – Чихать я хотел на золотое сердце. Тут ведь в чем суть? Мой слуга, мой бывший слуга, к которому я всегда относился не как к прислуге, а как к близкому родственнику, как к родному человеку, трезвонит на всех перекрестках, что бог обидел меня умишком, да еще набивает мою спальню девицами…

      – Берти, ты сердишься?

      – Ха!

      – У тебя сердитый голос. Ничего не понимаю. Я думала, ты обрадуешься, поможешь мне встретиться с человеком, которого я люблю. Столько мне всего наговорили про твое золотое сердце.

      – Золотое сердце тут ни при чем. Мало ли на свете людей с золотым сердцем, но никому не понравится, если к ним в спальню глубокой ночью начнут вламываться девицы. Я должен заботиться о своей репутации, ни малейшая тень не должна упасть на мое незапятнанное имя, а тебе все это невдомек, вы с этим бывшим Дживсом напрочь забыли обо мне в ваших дурацких расчетах. О какой репутации может идти речь, когда вы вынуждены развлекать девиц, которые без спросу являются к вам средь ночи как к себе домой, бесцеремонно обряжаются в ваши лиловые пижамы…

      – По-твоему, я должна спать в мокром купальном костюме?

      – …укладываются в вашу постель…

      Она издала радостное восклицание.

      – Вспомнила, на что эта сцена похожа. Я с самого твоего прихода старалась вспомнить. Сказка о трех медведях! Тебе наверняка рассказывали, когда ты был маленький. «Кто спал в моей кровати?» Это ведь Большой Медведь спросил, верно?

      Я с сомнением нахмурился.

      – Насколько я помню, речь шла о каше. «Кто ел мою кашу?»

      – Там была кровать, я уверена.

      – Кровать? Не помню никакой кровати. А вот насчет каши я совершенно… Но мы опять отклонились в сторону. Я говорил, что никто не может упрекнуть всеми уважаемого неженатого молодого человека вроде меня за то, что он неодобрительно относится к барышням в лиловых пижамах, которые забрались к нему в постель…

      – Ты же сказал, пижама мне идет.

      – Ну идет, ну и что?

      – Сказал, я в ней неплохо смотрюсь.

      – Да, неплохо, но ты снова пытаешься увильнуть от ответа. Меня волнует…

      – Тебя все волнует. Я уже раз десять загибала пальцы.

      – Меня волнует одно, и я все пытаюсь довести это до твоего сознания. Излагаю кратко: что скажут люди, когда увидят тебя здесь?

      – Никто меня здесь не увидит.

      – Ты так думаешь? А Бринкли?

      – Это еще кто такой?

      – Мой слуга.

      – Бывший?

      Тьфу, до чего же тупа.

      – Нынешний. Завтра в девять утра он принесет мне чай.

      – И ты его с удовольствием выпьешь.

      – Он принесет чай сюда, в эту комнату. Подойдет к кровати и поставит на столик.

      – Это еще зачем?

      – Чтобы мне было удобнее взять чашку и пить.

      – А, то есть он чай поставит на столик. А ты сказал, что он поставит на столик кровать.

      – Никогда