Дезертир флота. Юрий Валин

ныряльщик, забинтовывая ногу.

      – Главное – чтобы он во мне семью не завел, – пробормотал вор. Он чувствовал себя гораздо спокойнее. Мерзкий червь перестал шевелиться и двигаться под кожей. Временами Квазимодо забывал о своем «жильце».

      Заунывно вопила в ветвях какая-то птица. Квазимодо вынул из мешка пойманную под вечер черепаху.

      – Посмотри, можно жрать или зря тащил? Мелкая, а тяжелая, мерзавка.

      Черепаха ворочала когтистыми лапами и вытягивала острую, украшенную двумя парами рожек голову.

      – У нас таких едят, – сообщил фуа, внимательно разглядывая черепаху сверху и снизу. – Считается очень вкусным.

      Черепаху запекли в углях.

      Квазимодо отщипывал мягкое мясо, измельчал ножом. Неторопливо посасывал за щекой. Болотная жительница действительно оказалась приятной на вкус. Жаль, что небольшая.

      На запах подошел солдат, дежуривший у костра на другой стороне лагеря. Квазимодо быстренько сунул остатки черепахи под хворост.

      – Что это вы здесь жрете? – жалобно поинтересовался собрат по ночной страже.

      – Кусочек давешней змеюки разогрели. Да уже сжевали весь.

      – А я ничего не оставил. Живот крутит – то ли от воды местной, то ли от голода.

      – На ночь всегда жратву оставлять нужно, – сочувственно закивал Квазимодо. – Ты иди, иди на место. Неровен час Глири проснется. Любит он по почкам «постучать» тому, кто пост оставил.

      Часовой ушел. Квазимодо достал остатки деликатеса.

      – Нужно было поделиться, – нерешительно прошептал фуа.

      – Ага. Добрый ты. Что-то я не заметил, чтобы с тобой кто-нибудь делился.

      – Я – лягушка.

      – А я – урод. Что я им предлагать буду? Еще побрезгуют. Кстати, что это ты – «я лягушка, я лягушка». Гордишься, что ли? Лягушки дома сидят, а мы премся куда ни попадя.

      – Меня старейшины отдали Флоту. За железо и стекло.

      – Продали, что ли?

      – Обменяли. Деньги фуа не нужны.

      Квазимодо покачал головой:

      – Видать, у вас не лучше, чем у людей.

      – У нас лучше, – запротестовал ныряльщик. – У нас не бьют, когда чего-то не понял или не успеваешь. У нас спокойнее.

      – Угу. Уж куда спокойнее – за железо своих отдавать. У нас в Глоре продают, если долги отдать не можешь. Тогда и на тебя, и на жену с детьми ошейник запросто надеть могут. А если денежки водятся – ты человек свободный и уважаемый. Так что получается, деньги – вещь полезная. Зря вы их у себя не завели. Или тебя за дело на Флот упекли? Задолжал кому или на чужую бабу залез?

      – Я последний сын в семье. Лодки мне не достанется, да и дом никто строить не поможет. Кого отдавать, если не меня?

      – Мне бы не понравилось, если бы меня на сторону сплавляли, не спрашивая, – пробурчал Квазимодо. – Ты же там не один такой, младший? Собрались бы, потрясли маленько папаш да старших братьев. Там, глядишь, и лодка бы появилась, и бабы гладкие.

      – Фуа не воюют между собой. Не принято.

      – Любите вы законы. И как только живы до сих пор? А что ты со своим товарищем