Человек, нашедший своё лицо. Александр Беляев

несправедливость? Имя и фамилию можно переменить, костюм, местожительство можно переменить, а свое лицо никогда. Оно как проклятие лежит на тебе.

      – Недосмотр родителей, – ответил Гофман. – Когда будете родиться следующий раз, потребуйте сначала, чтобы родители показали вашу карточку, и если она не будет похожа на херувима – не родитесь.

      – Не шутите, Гофман. Для меня это слишком серьезно. Вот из несчастного урода, голыша, я превратился в миллионера. Но на все мое богатство я не могу купить себе пяти миллиметров, которых не хватает, чтобы придать благообразие хотя бы одному моему носу.

      – Почему же не можете? Поезжайте в Париж, там вам сделают операцию. Впрыснут парафин под кожу и сделают из вашей туфли прекрасную грушу дюшес. Или еще лучше – сейчас носы переделывают хирургическим путем. Пересаживают косточки, кожу. Говорят, в Париже много таких мастерских. На вывеске так и написано: «Принимаю в починку носы. Римские и греческие на пятьдесят процентов дороже».

      Тонио покачал головой.

      – Нет, это не то. Я знаю одну девушку. В детстве она перенесла какую-то тяжелую болезнь, кажется, дифтерит, после которой у нее запала переносица. Ей не так давно сделали операцию. И надо сказать, что операция мало помогла ей. Нос остался почти таким же безобразным, как и был. Притом кожа на переносице выделяется беловатым пятном.

      – Может быть, делал плохой хирург. Постойте, да чего лучше? На днях я читал в газете, что, кажется, в Сакраменто живет врач Цорн, который делает настоящие чудеса. Цорн воздействует на какую-то железу, мечевидную или щитовидную – не помню, и еще на железу в мозгу, отчего у человека изменяется не только лицо, но и все тело, прибавляется рост, удлиняются конечности. Впрочем, может быть, все это газетная утка.

      – В какой газете вы читали это? – возбужденно спросил Престо.

      – Право, уж не помню. В Сакраменто в редакции любой газеты вам сообщат его адрес.

      – Гофман, я еду! Еду немедленно. Себастьян! Себастьян!

      Вошел старый слуга.

      – Себастьян, скажи шоферу, чтобы он готовил машину.

      – Шофер спит, вы вчера замучили его, – ворчливо сказал Себастьян.

      – Да, правда, пусть спит. Себастьян, вызови такси, укладывай белье и костюмы в чемодан. Я еду.

      – Не сумасшествуйте, завтра съемка, – сказал с тревогой Гофман.

      – Пусть отложат. Скажите, что я заболел.

      – Не теряйте рассудка, Тонио. Ведь если доктор действительно изменит вашу наружность, то вы уже не в состоянии будете окончить роль мейстерзингера в фильме «Любовь и смерть». А вы обязаны сделать это по контракту.

      – К черту контракт!

      – И вы уплатите неустойку!

      – К черту неустойку! Скажите, Гофман, могу я на вас полагаться, как на друга?

      Гофман кивнул головой.

      – Так вот что, – продолжал, подумав, Престо. – Я не знаю, на сколько времени задержит меня доктор. Если не выйдет дело в Сакраменто, я еду в Париж. На всякий случай я назначаю больше времени, чем