Свидетели живут недолго. Наталья Александрова

больничный закрывать, а больничный-то, вот он, я у нее в сумочке нашла, закрытый он, не надо было ни в какую поликлинику ходить. А я утром звонила в поликлинику участковой нашей, так та говорит, что у нее вчера и приема не было. А потом, я жду-жду, не идут они с внуком из сада, я сама пошла, взяла его, смотрю – бежит с другой стороны совсем, а там машина отъезжает, синяя такая. Вот кто ее, интересно, подвозил и откуда? А сын со мной не разговаривает, и соседи тоже косятся.

      – А милиция интересовалась чем-нибудь?

      – Мы в милицию заявлять не будем. Зачем это, чтобы нашу фамилию везде трепали?

      Свекровь сообразила, что разоткровенничалась с совершенно незнакомым человеком, и теперь рассматривала Надежду с подозрением.

      «Все ясно, – подумала Надежда, – тебя не совесть мучает, а заботит, что соседи скажут».

      Она собралась уходить. В прихожей зазвонил телефон. Свекровь послушала, потом положила трубку и нехотя сообщила, что свидетельство о смерти сыну выдали и что в графе «Причина смерти» там сказано: «отравление неизвестным ядом». А похороны будут не раньше понедельника, пока все бумаги соберут и родственники из Новгорода приедут.

      Валя маялся в машине, смотрел виновато. Надежда вкратце сообщила ему о разговоре и о синей машине. Валя отмахнулся:

      – Знаешь, ерунда все это. Судя по твоим рассказам, эта свекровь такая зараза, что могла нарочно все про Ленку придумать и про машину тоже.

      – Может быть, может быть. Да, до смерти довести человека такой бабе раз плюнуть. Жалко Ленку! Давай вези меня домой – поздно уже, мои там голодные сидят.

      – Ух ты, как она мужа боится!

      Дома на диване сидели муж и кот с одинаковым выражением на лице и морде и дружно обижались на Надежду. Наконец муж повернулся и строго спросил:

      – Случилось что-нибудь, что ты так поздно?

      – Случилось много всего, потом расскажу.

      Она прижалась к нему, потерлась щекой о плечо.

      – Все, ни о чем плохом не хочу думать, впереди два выходных, будем только вдвоем.

      – Втроем, – мяукнул кот.

      К понедельнику подморозило, на кладбище было скользко и холодно. Стоя у открытой могилы, сотрудники перешептывались, всем не давала покоя история с отравлением, все ломали голову, что же там случилось. Приехали из Новгорода Ленины мать и сестра, а отец приехать не смог, сердце у него больное, как узнал, что дочки не стало, свалился в предынфарктном состоянии. Сестра плакала тихонько, а мать стояла, невидяще глядя перед собой. Всем распоряжалась свекровь. Повязав на рыжую копну волос черную косынку, она даже не делала вид, что скорбит, а только расставляла всех по местам, договаривалась с могильщиками и командовала, куда класть цветы. Всем было противно.

      Надежда подошла к Вале Голубеву и сказала вполголоса:

      – Елистратыч, готовься, речь будешь говорить, какая наша Лена была хорошая.

      Валя встрепенулся:

      – А почему я? Когда Никандрова хоронили, Синицкий же говорил.

      – А ты на Синицкого посмотри.

      Валя