Я – легенда (сборник). Ричард Матесон

зажатый в его руке, на капающую с ладони смесь виски с кровью.

      «А им, верно, захочется чуть-чуть попробовать», – подумал он. И в бешенстве вскочил, шатаясь, и уже потянулся к засову, чтобы открыть дверь, потрясти перед их носом рукой, услышать, как они взвоют.

      Но тут же зажмурился; по телу пробежала дрожь.

      «Не дури, приятель, – сказал он себе. – Иди перевяжи руку, будь она неладна».

      Добрел до ванной, осторожно вымыл руку, намазал йодом зияющую рану, прикусив губы. Потом кое-как наложил повязку. Его широкая грудь судорожно вздымалась, со лба капал пот.

      «Надо покурить», – решил он.

      Вернувшись в гостиную, поставил вместо Брамса Бернстайна, закурил.

      «Что я буду делать, если у меня вдруг закончатся эти гвозди в крышку моего гроба? – подумал он, глядя на синие кольца сигаретного дымка. – Ну, до этого еще далеко. Примерно тысяча блоков лежит в шкафу, в комнате Кэ…»

      Он стиснул зубы. В кладовке, кладовке, В КЛАДОВКЕ.

      В комнате Кэти.

      Он сидел, уставившись мертвым взглядом на фотообои с океаном, – а в ушах пульсировал «Век тревоги».

      «Век тревоги, значит, – думал он. – Ты, Ленни, думал, что в твое время были тревоги. Ленни и Бенни – хорошая бы из вас получилась парочка. Вы оба на „К“ – композитор и кровохлеб. „Мама, когда я выласту, я хочу стать вампилом, как папа“. – „Станешь, зайка, обязательно станешь“».

      Виски, журча, лился в стакан. Ощутив боль в ладони, Невилл с гримасой перебросил бутылку в левую руку.

      Сидел, прихлебывая из стакана.

      «Да потонет в водах этого потопа последний островок моего здравомыслия. Да пойдет наперекосяк хрупкое равновесие моей ясноглазой дальновидности, только, пожалуйста, поскорей. Как же я их ненавижу!»

      Пол постепенно начинал раскачиваться, стены и предметы колыхались, набегали на кресло волнами. Глаза застилала приятная, пушистая по краям пелена. Он глядел то на стакан, то на проигрыватель. Голова клонилась то на левое, то на правое плечо. За окном рыскали, бормотали и выжидали.

      «Бедные вампирчики, – подумал он, – бедные деточки, ходят на цыпочках вокруг дома, такие голодные, такие всеми забытые».

      Идея. Он оттопырил указательный палец, закачавшийся перед его глазами, как тростинка.

      «Друзья, я пришел, чтобы рассказать о вампирах – об этом самом угнетенном из угнетенных меньшинств.

      К делу: я по-быстрому перечислю аргументы, доказывающие мой тезис, а тезис мой таков: вампиры – жертвы предвзятого отношения.

      Ключевая причина предвзятого отношения к меньшинствам в обществе: их недолюбливают, потому что боятся. Следовательно…»

      Он налил себе еще стакан. До краев.

      «Когда-то, а именно в темные века Средневековья, власть вампиров была колоссальна, а страх перед ними – бесконечен. Их предали анафеме, и анафема по сей день тяготеет над ними. Общество пылает ненавистью к ним – бездумной и безмерной.

      Но разве их потребности более ужасны, чем потребности других животных или даже людей? Разве их деяния