Человек толпы (сборник). Эдгар Аллан По

как бы не так! Душа – тень! Ха! ха! ха! Хе! хе! хе! Хо! хо! хо! Подумайте только – фрикасе из тени!

      – Подумайте только – уэ! – фрикасе из тени! – воскликнул наш герой, почувствовав, что мыслительные способности значительно увеличились благодаря глубокомысленным разговорам его величества.

      – Подумайте только – уэ! – фрикасе из тени! Черт побери! – уэ! – ух! – Я не такой – уэ! – олух! Моя душа, сударь…

      – Ваша душа, monsieur Бон-Бон!

      – Да, сударь – уэ! – моя душа не…

      – Что такое, милостивый государь?

      – Не тень, черт побери.

      – Вы не хотите сказать…

      – Моя душа – уэ! – будет очень вкусна – уэ!

      – Что такое?

      – Тушеная.

      – Ха!

      – Шпигованная.

      – Э!

      – Рубленая.

      – Право?

      – В виде рагу или соуса, и знаете ли что, милейший? Я готов вам уступить ее – уэ! – При этом философ шлепнул его величество по спине.

      – Не имею ни малейшего желания, – отвечал последний спокойно, вставая со стула. Метафизик выпучил глаза.

      – Я уже запасся душами, – сказал его величество.

      – Уэ! – э? – сказал философ.

      – Да я и не при деньгах.

      – Что?

      – К тому же было бы некрасиво с моей стороны…

      – Милостивый государь!

      – Пользоваться…

      – Уэ!

      – Вашим отвратительным и недостойным порядочного человека состоянием.

      Гость поклонился и исчез, – каким образом, никто бы не мог объяснить, – но когда хозяин запустил в «проклятого» бутылкой, она задела цепочку, на которой висела лампа, и эта последняя грохнулась на пол, свалив по пути метафизика.

      Свидание

      Подожди меня там!

      Я встречусь с тобой в этой мрачной долине.

(Эпитафия на смерть жены Генри Кинга, епископа Чичестерского)

      Злополучный и загадочный человек! ослепленный блеском собственного воображения и сгоревший в огне своей страстной юности! Снова твой образ встает в мечтах моих! снова я вижу тебя – не таким, – о, не таким, каким витаешь ты ныне в холодной долине теней, а каким ты бы должен был быть, коротая жизнь в роскошных грезах в этом городе смутных призраков, в твоей родной Венеции, – счастливом Элизиуме моря, – чьи дворцы с глубокой и скорбной думой смотрятся широкими окнами в безмолвные таинственные воды. Да! повторяю, – каким ты бы должен был быть. Конечно, есть иные миры, кроме нашего, – иные мысли, кроме мыслей толпы, – иные доводы, кроме доводов софиста. Кто же решится призвать тебя к ответу? кто осудит часы твоих грез и назовет бесплодной тратой жизни занятия, в которых только прорывался избыток твоей неукротимой воли?

      Это было в Венеции, под аркой Ponte dei Sospiri[127], – я в третий или четвертый раз встретил здесь того, о ком говорю. Смутно припоминаются мне обстоятельства нашей встречи. Но помню я, – ах! могу ли забыть? – глубокую полночь, мост Вздохов, красоту женщины, и Гений Романа, носившийся

127

Мост Вздохов (ит.).