Человек толпы (сборник). Эдгар Аллан По

ово мое личное мнение, которое я сейчас осмеливаюсь огласить.

      А между тем, когда я, всего какую-нибудь неделю назад, вступал в это дьявольское объединение, никто не испытывал к нему более глубокого восхищения и уважения, чем я. Отчего в моих чувствах произошла перемена, станет вполне ясно из дальнейшего. Одновременно я намерен реабилитировать собственную личность и достоинство Литературы. Обратившись к протоколам, я установил, что Фолио Клуб был основан как таковой – дня – месяца – года. Я люблю начинать с начала и питаю особое пристрастие к датам. Согласно одному из пунктов принятого в ту пору Устава, членами Клуба могли быть только лица образованные и остроумные; а признанной целью их союза было «просвещение общества и собственное развлечение». Ради этой последней цели на дому одного из членов клуба ежемесячно проводится собрание, куда каждый обязан принести сочиненный им самим Короткий Рассказ в Прозе. Каждое такое сочинение читается автором перед собравшимися за стаканом вина, после обеда. Все, разумеется, соперничают друг с другом, тем более что автор «Лучшего Рассказа» становится pro tern[2] Председателем клуба; должность эта весьма почетна, почти не сопряжена с расходами и сохраняется за занимающим ее лицом, пока его не вытеснит еще лучший рассказчик. И наоборот, автор рассказа, признанного худшим, обязан оплатить обед и вино на следующем очередном собрании общества. Это оказалось отличным способом привлекать время от времени новых членов вместо какого-нибудь несчастливца, который, проиграв такое угощение два-три раза подряд, натурально отказывался и от «высокой чести», и от членства. Число членов Клуба не должно превышать одиннадцати. На это имеется ряд основательных причин, которые нет надобности излагать, но о которых догадается всякий мыслящий человек. Одна из них состоит в том, что первого апреля, в год триста пятидесятый перед Потопом, на солнце, как говорят, было ровно одиннадцать пятен. Читатель заметит, что в этом кратком очерке истории Общества я не даю воли своему негодованию и пишу с редким беспристрастием и терпимостью. Для expose[3], которое я намерен сделать, достаточно привести протокол собрания Клуба от прошлого вторника, когда я дебютировал в качестве члена этого общества, будучи избран вместо достопочтенного Огастеса Зачерктона, вышедшего из его состава.

      В пять часов пополудни я, как было условлено, явился к мистеру Руж-э-Нуар, почитателю леди Морган[4], признанному в предыдущем месяце автором худшего рассказа. Я застал собравшихся уже в столовой и должен признать, что яркий огонь камина, комфортабельная обстановка комнаты и отлично сервированный стол, равно как и достаточная уверенность в своих способностях, настроили меня весьма приятно. Я был встречен с большим радушием и пообедал, крайне довольный вступлением в общество столь знающих людей.

      Членами его были большей частью очень примечательные личности. Это был прежде всего мистер Щелк, председатель, чрезвычайно худой человек с крючковатым носом, бывший сотрудник «Обозрения для глупцов».

      Был там также мистер Конволвулус Гондола, молодой человек, объездивший много стран.

      Был Де Рерум Натура, эсквайр, носивший какие-то необыкновенные зеленые очки.

      Был очень маленький человечек в черном сюртуке, с черными глазами.

      Был мистер Соломон Гольфштрем, удивительно похожий на рыбу.

      Был мистер Оррибиле Дикту, с белыми ресницами и дипломом Геттингенского университета.

      Был мистер Блэквуд Блэквуд[5], написавший ряд статей для иностранных журналов.

      Был хозяин дома, мистер Руж-э-Нуар, поклонник леди Морган.

      Был некий толстый джентльмен, восхищавшийся Вальтером Скоттом.

      Был еще Хронологос Хронолог, почитатель Хорейса Смита[6], обладатель большого носа, побывавшего в Малой Азии.

      Когда убрали со стола, мистер Щелк сказал, обращаясь ко мне: «Полагаю, сэр, что едва ли есть надобность знакомить вас с правилами Клуба. Вам, я думаю, известно, что мы стремимся просвещать общество и развлекать самих себя. Сегодня, однако, мы ставим себе лишь эту вторую цель и ждем, чтобы и вы внесли свой вклад. А сейчас я приступлю к делу». Тут мистер Щелк, отставив от себя бутылку, достал рукопись и прочел следующее.

      Метценгерштейн

      Pestis eram vivus – moriens tua mors ero.

Мартин Лютер[7]

      Ужас и рок преследовали человека извечно. Зачем же в таком случае уточнять, когда именно сбылось то пророчество, к которому я обращаюсь? Достаточно будет сказать, что в ту пору, о которой пойдет речь, в самых недрах Венгрии еще жива и крепка была вера в откровения и таинства учения о переселении душ. О самих этих откровениях и таинствах, заслуживают ли они доверия или ложны, умолчу. Полагаю, однако, что недоверчивость наша (как говаривал Лабрюйер[8] обо всех наших несчастьях, вместе взятых) в значительной мере «vient de ne pouvoir etre seule»[9]. Учение о метемпсихозе решительно поддерживает Мерсье

2

Временно (лат.).

3

Сообщения (фр.).

4

Леди Морган, урожденная Сидни Оуэнсон (1783–1859) – английская писательница, вокруг имени которой в начале XIX в. возникали горячие литературные споры. Ей принадлежат романы из ирландской жизни.

5

Блэквуд Блэквуд. – В этом рассказе каждое из имен обыгрывает различные понятия. Например: Де Рерум Натура – название поэмы Лукреция «О природе вещей». Оррибиле Дикту – латинская фраза: «страшно произнести». Блэквуд Блэквуд – название популярного английского журнала того времени «Блэквудс мэгезин».

6

Смит, Хорейс (1779–1849) – английский писатель, автор романов, в которых он подражает Вальтеру Скотту. В своем рассказе «На стенах иерусалимских» По пародирует один из эпизодов романа X. Смита «Зилла. Повесть о священном граде» (1828).

7

При жизни был для тебя несчастьем; умирая, буду твоей смертью (лат.) – начало латинского стихотворения Мартина Лютера (1483–1546).

8

Лабрюйер, Жан (1645–1696) – французский писатель, сатирик-моралист. Цитата взята из его книги «Характеры, или Нравы нашего века» (1688), глава XI. О человеке, 99 («Вся наша беда в том, что мы не умеем быть одни»).

9

Проистекает от того, что мы не умеем быть одни (фр.).