«Дыхание Чейн-Стокса» и другие рассказы. Владимир Глянц

на помойку вместе со старым Валеркиным портфелем, и с плеч долой. Но спичек было жаль. Ведь сколько из них выйдет поджиг.

      Я, что редко со мной случалось, спускался по лестнице, как обычный человек, а не обрушивался вниз, как всегда, потому что для того, чтобы сваливаться на каблуках со страшной скоростью, нужно другое расположение духа. Нужно, чтобы ничто не тянуло за душу. На площадке третьего этажа я остановился. Тут жила Наташка – то ли внучка того композитора, то ли что-то в этом роде. А может, у нее спрятать? Вот уж точно никто не догадается. На звонок она открыла сама.

      – Тебе чего? – спросила она как всегда немного в нос.

      – Слушай, давай этот портфель у тебя немного полежит.

      – А там что? – весело спросила она.

      «Счастливая», – позавидовал я ее безгрешности.

      – Там-то? Спички, – с напускным равнодушием ответил я.

      – Одни спички, и больше ничего?

      – Больше ничего, – сказал я облегченно.

      – Покажи.

      Я, опасаясь и одновременно гордясь, открыл портфель.

      – Ух ты! А где это ты взял столько спичек?

      Вот ведь зараза, уже что-то учуяла. А я-то думал, обойдется без расспросов.

      – А ты честное ленинское никому не скажешь?

      – Честное.

      – Украл.

      – Ух ты! И как это понимать? Ладно уж, не буду. Мы их можем спрятать за пианино. А когда ты за ними придешь?

      – Не знаю.

      – Учти. Я могу взять их ненадолго.

      – Хорошо, завтра, – сказал я, чтобы отвертеться.

      – Не забудь! – сказала она.

      Наташка – хороший друг, и я на нее не в обиде. Все-таки она две недели терпела. Мне настолько не хотелось вспоминать о ворованных спичках, что я и думать забыл о данном слове. Когда-нибудь это должно было кончиться.

      Однажды утром я проснулся и понял: что-то не так. За шкафом, разгораживавшим комнату на как бы спальню и детскую, быстро и невнятно говорили папа с мамой. Но некоторые слова в этой скороговорке я бы понял даже с морского дна. Они говорили что-то такое:

      Мама: Халя-маля-СПИЧКИ-халя-маля-ВОВКА.

      Папа: СПИЧКИ? – трах-тиби-дох-СПИЧКИ-ВОВУЛЕ?

      Мама: НАТАШКА-халя-маля-ПОРТФЕЛЬ-ПИАНИНО.

      Папа: Трах-СПИЧКИ-тиби-дох-СПИЧКИ-тиби дох, НЕ БУДИ – ОН СПИТ.

      Мама: СПИЧКИ-халя-маля – халя-маля – Я ЕМУ ПОКАЖУ – СПИЧКИ.

      Я еще вполне умещался поперек маминого колена. Вполне. И все бы ничего, если бы от этих, сознаюсь, иногда неизбежных экзекуций страшно, до слез не страдал папа.

      – Какой-то не мужик, а баба навязался на мою шею. Ты долго еще будешь мешать мне воспитывать ребенка? – свирепела мама. – Ишь ты! Добренький какой! На-ко вот, сам воспитывай, только потом не жалуйся, что выросли ворами. Всех детей мне перепортил!

      Мам! Мама! Слышишь меня? Спи с миром – не выросли мы ворами.

      Участковый Жиганов

      С некоторых пор детскую беседку заняли воры – Суя, Перепуля, Барон и Мирок. Говорят, их Берия выпустил из тюрьмы. Вокруг – шустрит ребятня помельче. Мирок – самый уважаемый. Он