Моисей. Петр Люкимсон

он то же чувство и у великого француза Эмиля Золя. Однако если для Золя это был процесс о клевете, то для Герцля он стал чем-то куда большим. Он разбудил его национальное чувство, он навел его на мысль о том, что евреям нужно возродить свое государство на своей земле, побудил его написать об этом книгу. И вот уже оставлена в сторону карьера журналиста, писателя и драматурга, вот уже Герцль мечется со своей идеей по всему миру, просаживает на организацию первых Сионистских конгрессов все свое состояние и приданное жены, упорно не желая замечать, что широкие народные массы отнюдь не поддерживают его идеи. В итоге он скоропостижно умирает, так и не пожав каких-либо плодов своих рук, однако на основе заложенной им идеологической и организационной базы спустя сорок с лишним лет после его смерти возникает Государство Израиль – возникает именно там, где он мечтал.

      Еще одним «моисеем» XX века можно назвать Владимира Жаботинского – другого лидера сионисткого движения, ставшего основоположником его правого, ревизионистского крыла, создателем первого Еврейского батальона, взгляды которого во многом определили развитие современного Израиля. Однако в молодости Жаботинский числил себя русским, еще в юности он приобрел известность в качестве одного из ведущих журналистов России и многие критики прочили ему будущее великого русского писателя. Проза и публицистика Жаботинского доказывает, что прогнозы эти вполне могли бы сбыться, если бы… не Одесские погромы 1905 года. И хотя он лично мог в любой момент уехать из города, и эти погромы ему ничем не грозили, они становятся поворотным пунктом в его сознании. Отныне Жаботинский посвящает себя борьбе за осуществление мечты Теодора Герцля и служит ей до своего последнего вздоха. Что любопытно – и Герцль, и Жаботинский почти не знали языка своего народа. Для первого родным был немецкий, а для второго – русский, но это отнюдь не помешало им стать национальными лидерами первой величины.

      Таким образом, Моисея и в самом деле в определенном, духовном смысле слова можно считать египтянином, ставшим евреем. Но это лишь еще больше возвышает его личность.

* * *

      Еще одну, довольно стройную и вполне обоснованную теорию происхождения Моисея выдвигает Л. Мелллер. При этом Меллер утверждает, что ему удалось сделать то, в чем потерпели неудачу все остальные историки – отыскать следы Моисея в египетских источниках его времени. В поисках этих следов, Л. Меллер решил идти «от обратного». Он задался вопросом, а имеет ли в общеизвестной египетской истории рассказ о дочери фараона, которая усыновила бы чужого ребенка и попыталась бы сделать его наследным принцем? И довольно быстро он обнаруживает подобную историю в египетских хрониках: у дочери Аменхотепа I Нефруры был приемный сын Сененмут. До нас дошли некоторые статуи этой принцесс с приемным сыном на руках, причем на голове мальчика надето царское украшение, свидетельствующее о том, что он является наследником престола (вспомним мидраш о том, что однажды маленький Моисей надел диадему фараона – П.Л.). Само имя