Покаяние «Иуды». Ахмет Хатаев

же, да и культура – не чета западной – имеет шеститысячелетнюю историю, да и государство обеспечивает худо-бедно кормежкой столько народу, что во всем Союзе, Европе и Америке вместе взятых не наберется. Но, если быть честным до конца, мне бы хотелось нашу коммуналку перестроить на свой манер, чтобы в ней хорошо и комфортно жилось каждому человеку, каких бы кровей и с каких бы мест нашей необъятной родины он ни был. Смогут ли так сделать горбачевцы, уж больно все накручено.

      А у этих, кем управляет Справедливый, вроде все нормально складывается, если смотреть на жизнь с их колокольни. Главное – есть ясность: их коммуналку никто не перестраивает и их воровской закон не переиначивают, по крайней мере, пока. И не потому ли они критически относятся к правилам нашей жизни, которые корректируются каждым новым правителем на свой манер, и не приемлют их…» – продолжал рассуждать Эди, настороженно прислушиваясь к кощунственным мыслям, которые бомбардировали его сознание, пробиваясь через идеологический щит, сконструированный учителями марксистами-ленинцами.

      Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из надзирателей не крикнул в открытую им форточку двери, которую заключенные образно назвали «кормушкой», чтобы дежурный по камере взял посуду для ужина.

      Эди перекусил вчерашним бутербродом, запивая минералкой. И с учетом того, что Бизенко никак не отреагировал на призыв дежурного к ужину, приберег для него кусок хлеба и сыр, рассудив при этом, что «война войной», а бутерброд не помешает шпиону, когда он очухается от информационного удара следователя.

      Бизенко о себе дал знать лишь к ночи. Он медленно поднялся, пошел к умывальнику и, тщательно почистив зубы, вернулся.

      – Вы пропустили ужин, – сочувственно произнес Эди, – если надумаете, можете угоститься бутербродом, он лежит на вашей тумбочке.

      – Спасибо, я уже зубы почистил, – ответил Бизенко, глянув в глаза собеседнику.

      – Вы хорошо поспали. Мне тоже удалось это сделать после прогулки. Надышался свежим воздухом и уснул.

      И Эди вкратце рассказал ему о прогулочном дворе и о том, как любовался небом.

      – У меня, к сожалению, не получилось, – неожиданно дрогнувшим голосом промолвил Бизенко.

      – Завтра получится, оказывается, нам должны ежедневно выделять два часа.

      – Это хорошо, – отметил Бизенко и тут же спросил: – А вы больше не были у следователя?

      – Чего-то не стал вызывать этот мерзавец, наверно, мое требование дать адвоката и сообщить товарищу, что нахожусь здесь, озадачили его. Откровенно говоря, я еле сдерживаю себя, чтобы не начать шуметь.

      – Это не поможет, они вас просто в штрафной изолятор переведут, а зачем это вам. Лучше говорите, чтобы вам дали встречу с адвокатом, или напишите заявление начальнику тюрьмы.

      – Я напишу прокурору, уже обдумал, что и как изложить.

      – А чем занимается этот ваш приятель?

      – Он историк, помогает