Сириус. Книга 3. Принятие. Сергей Александрович Архипов

тянулись, складываясь в недели, месяцы, годы. Сколько времени провел здесь, он уже не помнил и сбился со страшного счета. С каждым подаренным ему богом утром его мозг желал смерти, а тело снова и снова отчаянно цеплялось за жизнь. Тюремщики терялись в догадках, пытались угадать, почему он так вынослив, и разочарованно качали головами, в очередной раз увидев, что он пока еще жив.

      Чтобы окончательно не свихнуться, он начал декламировать стихи, восстанавливая их по памяти. Они не давали ему зачахнуть. Он вспомнил маму, которая обожала поэзию и привила сыну любовь к ней, и был благодарен ей за это.

      На исходе бесконечности его жизнь неожиданно переменилась.

      О нем вспомнили и почему-то привели на допрос, а перед тем накормили настоящим супом и дали чистейшей ледяной воды. Она была сущим нектаром, в сравнении с той протухшей жидкостью, которую обычно выдавали им по вечерам.

      Собеседник, который ожидал его в комнате допросов, долго и молча разглядывал его, словно пленник был подопытным кроликом в тюремной лаборатории. Звягинцев сразу признал в нем того самого американца, которого видел в Афганистане.

      – Ну что, капитан, – прервал американец затянувшееся молчание. – Так, вроде бы, было твое звание на момент пленения?

      – Почему было? Такое и осталось, – твердо ответил Звягинцев.

      – Ты рассердил наших пакистанских друзей.

      – На все милость господа нашего.

      – О, да ты стал верующим?

      – Да нет. Просто было очень много времени на размышления.

      – Ты, случайно, в своих размышлениях не созрел для того, чтобы оказать нам помощь?

      – Нет! На эту тему я разговаривать не буду! Можете обратно уводить!

      – Все, молчу-молчу! – замахал руками американец. – Просто профессиональная привычка. Я здесь по другому поводу.

      Звягинцев вопросительно взглянул на американца. – Перед пакистанским законом вы вину практически искупили. В связи с новыми политическими веяниями в вашей стране о вас сообщено советскому консулу. У вас представилась возможность вернуться на Родину!

      Глаза у Звягинцева повлажнели. Сглотнув слюну, он смахнул слезы рукой и резко произнес:

      – В ваши добрые намерения я не поверю ни за что, а гнусным политиканам, даже пусть и своим, тем более. В чем причина?

      Американец был явно озадачен, но, подумав, решил, что ничего страшного не произойдет, если он все расскажет этому русскому офицеру. Его выдержка удивляла. В последнее время Джона все сильнее тянуло к этим русским. В них была первобытная природная сила духа и своя неповторимая изюминка.

      – Будьте благодарны Воронцову!

      – Кому? – чуть не захлебнулся от услышанных слов капитан.

      – Рядовому, которого нашли рядом с вами.

      – Он жив?

      – Конечно! Но он, в отличие от вас, там, в горах, умирать не хотел, а вы не оставили ему выбора.

      Звягинцев скрипнул зубами, но промолчал.

      – Ему было не лучше вашего. Он все это время пробыл в коме.

      – Что?

      – В