Подземелья Ватикана. Фальшивомонетчики (сборник). Андре Жид

была открыта; на столе горела свеча, освещая комнату, а немного и коридор, где у пятнадцатого номера под жестяным умывальным ведром растекалась и блестела на плитке лужа. Лилиссуар переступил через нее; лужа сильно воняла. Чемодан был на месте, на виду, на стуле. В душной комнате у Амедея тотчас же закружилась голова; он бросил на кровать шляпу, зонт и плед, а сам рухнул в кресло. Пот струился по лбу; он думал, ему сейчас станет дурно.

      – А это госпожа Карола, она говорит по-французски, – сказал Батистен. Они вместе вошли в комнату.

      – Откройте окно, пожалуйста, – выдохнул Лилиссуар; сил встать у него не было.

      – Ой, да как же он вспотел! – твердила госпожа Карола, достав из-за кофточки носовой платочек и утирая пот с бледного лица.

      – А мы его к окошку поближе.

      Они вдвоем подняли кресло, в котором безвольно болтался почти совсем бесчувственный Амедей, и поставили так, чтобы он мог дышать не вонью из коридора, а многообразными дурными запахами с улицы. Впрочем, прохлада привела его в себя. Он порылся в кошельке и достал монетку в пять лир, приготовленную для Батистена:

      – Большое вам спасибо. А теперь оставьте меня.

      Факкино ушел.

      – Больно много ты ему дал, – сказала Карола.

      Амедей принимал тыканье за итальянский обычай.

      Теперь ему хотелось только лечь, но Карола, по-видимому, уходить не собиралась; тогда, влекомый вежливостью, он начал с ней разговор:

      – Вы говорите по-французски как француженка.

      – Что ж тут такого? Я из Парижа. А вы?

      – Я с Юга.

      – Так я и поняла. Как вас увидела, так и подумала: этот господин, должно быть, из провинции. В первый раз в Италии?

      – В первый.

      – По делам приехали?

      – Да.

      – Рим красивый город, много есть чего посмотреть.

      – Конечно… Только сегодня я немножко устал, – решился он признаться. – Я три дня был в дороге, – добавил он, словно извиняясь.

      – Верно, сюда ехать далеко.

      – И три ночи не спал.

      В ответ на это госпожа Карола с той внезапной итальянской фамильярностью, к которой Амедей все никак не мог привыкнуть, ущипнула его за подбородок:

      – Ах, шалунишка!

      От этого жеста щеки Амедея немного порозовели; чтобы отвести от себя недостойные подозрения, он стал пространно рассказывать о клопах, блохах и комарах.

      – Здесь этого ничего нет. Видишь, как чисто.

      – Правда; я надеюсь хорошо выспаться.

      Но она все не уходила. Он с трудом поднялся с кресла, поднес руку к жилетке, расстегнул первую пуговицу и решился сказать:

      – Я, наверное, лягу…

      Госпожа Карола поняла его смущение:

      – А, ты хочешь, чтобы я на минутку вышла; понятно… – тактично сказала она.

      Как только она ушла, Лилиссуар повернул ключ в замке, достал из чемодана ночную рубашку, улегся в постель. Но замок, видимо, плохо держал: едва он задул свечку, дверь приоткрылась и за кроватью, совсем рядом с кроватью,