Рассказы зарубежных писателей (сборник). О. Генри

с удрученным видом и отупелыми крестьянскими лицами, они сосредоточенно ели, не произнося ни слова. На единственной тарелке, стоявшей между ними, лежал большой кусок кровяной колбасы, распространяя зловонный пар. Время от времени концом ножа они отрезали от нее кружок, клали его на хлеб и принимались медленно жевать.

      Когда стакан мужа пустел, жена брала кувшин и наполняла его сидром.

      При нашем появлении они встали, усадили нас, предложили «последовать их примеру», а после нашего отказа снова принялись за еду.

      Помолчав несколько минут, мой кузен спросил:

      – Так, значит, Антим, дед ваш, умер?

      – Да, сударь, только что кончился.

      Молчание возобновилось. Жена из вежливости сняла со свечи нагар. Тогда, чтобы сказать что-нибудь, я прибавил:

      – Он был очень стар.

      Его пятидесятисемилетняя внучка ответила:

      – О, его время прошло, ему здесь больше нечего было делать!

      Мне захотелось взглянуть на труп столетнего старика, и я попросил, чтобы мне его показали.

      Крестьяне, до той минуты спокойные, неожиданно взволновались. Они вопросительно и обеспокоенно взглянули друг на друга и ничего не ответили.

      Мой родственник, видя их смущение, настаивал.

      Тогда муж спросил подозрительно и угрюмо:

      – А на что вам это?

      – Ни на что, – ответил Жюль. – Но ведь так всегда делается; почему вы не хотите показать его нам?

      Крестьянин пожал плечами:

      – Да я не отказываю, только в такое время это неудобно.

      Множество догадок мелькнуло у каждого из нас. И так как внуки покойника по-прежнему не двигались и продолжали сидеть друг против друга, опустив глаза, с теми деревянными недовольными лицами, которые словно говорят: «Проваливайте-ка вы отсюда», Жюль сказал решительно:

      – Ну, ну, Антим, вставайте и проводите нас в комнату старика.

      Но крестьянин, хотя и покоряясь, хмуро ответил:

      – Не стоит беспокоиться, его там уже нет, сударь.

      – Где же он в таком случае?

      Жена перебила мужа:

      – Я вам скажу. Мы положили его до завтра в хлебный ларь; больше нам некуда было его деть.

      Сняв тарелку с колбасой, она подняла крышку со стола, нагнулась со свечей, чтобы осветить внутренность огромного ящика, и в глубине его мы увидели что-то серое, какой-то длинный сверток, из одного конца которого высовывалось худое лицо с всклоченными седыми волосами, а из другого – две босые ноги.

      То был старик, весь высохший, с закрытыми глазами, закутанный в свой пастушеский плащ и спавший последним сном среди старых черных корок хлеба, таких же столетних, как и он сам.

      Его внуки разговлялись над ним!

      Жюль, возмущенный, дрожа от гнева, закричал:

      – Да почему же вы не оставили его на его кровати, мужичье вы эдакое?

      Тогда женщина расплакалась и быстро заговорила:

      – Я все вам скажу, сударь, у нас только одна кровать в доме. Раньше мы спали на ней вместе