Суккуб. Дарья Викторовна Еремина

Ноет все мое существо. Мне нужно встать и пройтись.

      Когда я залочиваю комп и поднимаюсь. Когда я разворачиваюсь к двери. Когда обегаю взглядом помещение, я понимаю, что осталась в воскресный полдень одна в замкнутом пространстве с Уродом, который внимательно, не отводя взгляда, наблюдает за мной. И мне становится гадко. Мне становится жалко себя, потому что я не должна быть здесь – в трех партах от него. Я должна быть в другом месте: где Анька, где все. Я должна быть где угодно, только не здесь. И я ненавижу его и этот комп и эти книги и мудака, нашедшего студентку, чтобы переписать за копейки несколько статей. Когда я понимаю все это, я сажусь обратно на стул и начинаю реветь.

      Я устала. И у меня ледяные ступни. Я хочу есть. Я хочу сладкого, горячего шоколада из автомата в коридоре. Чтобы он обжигал пальцы и источал необыкновенные запахи…

      Хуже всего то, что Урод продолжает смотреть. Он никогда не подойдет ни ко мне, ни к любой другой девушке. Он знает о себе достаточно, чтобы прогнозировать реакцию на любое вмешательство в чужое личное пространство. Я не знаю, унижают ли его эти взгляды, эти глухие, почти неслышные выстрелы в спину: «урод-урод-урод».

      И не хочу знать.

      И думаю о нем сейчас лишь для того, чтобы отвлечься от жалости к себе. Чтобы успокоиться. Чтобы все же встать. Пройтись. А потом закончить со статьями. Потому что на следующей неделе нужно сдать курсовую…

      Поэтому я просто дышу.

      Дышу…

      Когда эта рыжая ошибка природы встала надо мной, хотелось прошипеть: «Исчезни, Урод». Я посмотрела на него исподлобья, а он спросил своим высоким вибрирующим голосом, будто открыл тяжелые старые ворота с проржавевшими петлями:

      – Может, кофе?

      Я сглотнула, не понимая. Он со мной заговорил? Просто взял и осмелился с кем-то заговорить? Предложить кофе? Наблюдать сверху, как я реву?

      Как он посмел? Просто заговорить с кем-то, кто его презирает. Считает его уродом. Как он мог просто спросить меня о чем-то? Разве он не чувствует к себе того же, что и мы все к нему? И разве он не чувствует к нам всем то же, что и мы к нему?

      Не меняясь в своем омерзительном лице, он развернулся и пошел к двери. Я вытерла щеки и встала к окну, отодвинула тяжелую пыльную занавеску. На улице было солнечно и пусто. На улице было холодно и гадко. На мутную серо-голубую улицу падали отвратительные призрачно-желтые лучи солнца. Это как его глаза… Невзрачные, блеклые, тусклые глаза в кольце желтых ресниц.

      Дверь тихо хлопнула, впустив Урода с маленькой коричневой пластиковой чашечкой. Тут же запах, что сводил мои мысли судорогами пару часов назад, заполнил нос, горло, проник в легкие, уже расшифровавшись в нечто томительно-привлекательное.

      – Горячий, – предостерег он, протягивая мне стаканчик.

      Я не успела сделать вид, что не беру. Руки протянулись раньше, чем я смогла одернуть себя. Избегая его взгляда, я смотрела в бежевую пенку на поверхности и вдыхала аромат. Вдыхала, вдыхала и вдыхала… будто у меня вместо легких газовый баллон, и я могла сохранить