Ответный удар. Сергей Зверев

областного масштаба. Вообще люди, от которых что-то зависело.

      – Такими вещами не шутят, Губский, – отрезал Дроботун.

      – Тогда кто он, товарищ майор? Большой деятель от НПФ?

      Дроботун сквасил серую мину едва прикрытого неприятия всех и всяческих деятелей.

      – Формально – нет. Руководил энским филиалом концерна «Муромец». Головная контора – в Москве, отделения – по всей необъятной. Официально подчинялся совету директоров, но фактически… сам понимаешь.

      Понимать, собственно, было нечего. Верхушка национал-патриотов контролировала любую активность. А что касаемо огромного концерна, раскинувшего щупальца по всей стране, – тут и говорить нечего. Несомненно, приказ расследовать гибель Кравцова (как бы ни отнекивался Дроботун) спустили не откуда-то сбоку, а из самого логова – из обкома НПФ. Хотя из этого вовсе и не явствует, что его прихлопнул… не фронт.

      – При необходимости привлекай Козлякина. Но не усердствуй. У Козлякина своя гора.

      – Можно идти, товарищ майор?

      – Можно. Иди. Нет, постой. – Губский замер на пороге. Дроботун ожесточенно кусал губы. Не то рожал мысль, не то, наоборот, гнал прочь. – Хочу предупредить тебя по-отечески, Губский. Хотя сынок из тебя, прямо скажем… – Майор сипло кашлянул. – Хреновый. Так вот. Дело гадкое. Не зарывайся. Веди себя поосторожнее. Разрази меня гонорея, Губский, если это дело не будет контролироваться там, – исписанный чернилами палец показал в потолок, намекая определенно не на Бога. – И не забывай о таких дополнительных прелестях, как, например, параллельное расследование. Мне сдается, оно будет. Потому что… гадкое дело. Ну все, ступай.

      Возможно, Дроботун и не лукавил, намекая однажды, что его кабинет не прослушивается.

      Похожий на кощея Пещерник – второй сосед по отделу – и необхватный Козлякин пили из плоской бутылочки. Трофей с дачи Кравцова, догадался Лева. Не зря он там по дому бродил, проворачивая «следственные мероприятия». Бутылку прикрыли папкой с делом номер 18585 об ограблении инкассатора, но у Губского был глаз набит.

      – И мне капелюшку, – распорядился он.

      Пещерник с кислой миной плеснул в захватанный стакан. Губский выпил. Легче не стало, но от приобщения к коллективному разуму в груди стало как-то бодрить.

      – О чем болтаем на групповщинку? – поинтересовался он, заедая дозу хлебным мякишем.

      – О жизни, – икнул толстяк.

      – О гармонии, – добавил кощей.

      – Надеюсь, не о людских слабостях? – предположил Губский. – Нельзя же напрягаться в рабочее время.

      Толстяк кивнул:

      – Конечно.

      – Жена вчера паек получила, – ни к селу ни к городу загнул Пещерник. Подумал и в полном соответствии с правилом правой руки потянулся к бутылке. На безымянной костяшке мерцало въевшееся в кожу обручальное кольцо.

      – А мы Светкин уже уломали, – вспомнил Губский.

      – Я не о том. Не хлебом, как говорится, единым. Я ради хохмы пересчитал. Две водяры, гречка, сечка, ячка, фарш из бумаги… Весь кошачий