Напряжение счастья (сборник). Ирина Муравьева

вам таблетка! – закричала Деби. – Имею таблетка! Но в доме, в отеле!

      В номере у нее был беспорядок. Вечернее платье, которое Деби собиралась надеть в Центральный дом работников искусств, раскинулось в кресле, как женщина без головы. А Петр был рядом, смотрел исподлобья.

      – Ты что? – спросил он ее. – Ты меня полюбила?

      – А ти? – ответила она умоляюще. – Тожа лубишь?

      – Я тоже, конечно, – пробормотал он. – Такие дела, бляха-муха…

      Через час он крепко поцеловал ее в губы, пригладил ее вспотевшие волосы, стал одеваться.

      – Зачем ти уходишь? – счастливым голосом спросила похорошевшая румяная Деби. – Здес будь. И на утро.

      – Какое «на утро»? – вздохнул он. – Меня жена ждет.

      Деби побледнела так сильно, что лицо ее стало похоже на кусок простыни, но только с губами, с глазами.

      – Жи-на? – переспросила она. – А где она есть? Ваша жи-на?

      – Жена моя? Дома, надеюсь.

      Она зажмурилась и отвернулась. Петр нерешительно помялся на пороге.

      – Ну ладно тебе. Я пошел.

      Часа через три приключилось несчастье. Сестра Виктории, родной ее кровный близнец Изабелла, имела супруга. Супругом был главный в Москве гинеколог. Бандиты с окраин, пользуясь рассеянностью этого очень тяжело работающего в клинике и постоянно спасающего человеческие жизни врача и доцента, забрались в его незапертую машину, дождались, пока он включил зажигание, приставили к горлу оружие, чтобы…

      Короче, наутро раздался звонок. Сестра Изабелла спала, когда он раздался. Уродливый голос (естественно, женский!) спросил гинеколога.

      – С ума сошли, девушка? – неприветливо ответила Изабелла. – Куда в эту рань?

      – Придется проснуться, – хмуро ответила «девушка». – Где муж-то, хоть знаешь?

      – Мой муж? Он на даче.

      – Какой еще даче! – Незнакомая громко, с досадой, вздохнула. – Он вот. Сидит, плачет.

      – Кто плачет? – вскричала с ненавистью Изабелла Львовна. – Мерзавка и падаль! Сейчас ты заплачешь!

      И тут же услышала всхлипывания. Мужские и страшные.

      – Белюша! Отдай ты им все, ради Бога! Убьют ведь, Белюша!

      Тут слезы закончились, трубка стонала. Изабелла Львовна догадалась, что муж ее, Изя, родной ее муж, весь истерзан и плачет. Вернулась преступница:

      – Слышала? «Дача»! Короче, сегодня в двенадцать. Положишь в почтовый. В один конверт двадцать кусков, в другой – тридцать. Запомнила, жучка?

      – В один конверт… – погружаясь в темноту и звон, залепетала Изабелла Львовна. – В другой конверт… Сколько?

      – Да тысяч же, дура! В один конверт двадцать, в другой конверт – тридцать! Ну, что? Поняла, недотепа?

      И все, провалилась. Ледяными руками Изабелла Львовна набрала сестру.

      – Что, Белла? – вскричала Виктория. – Плохо? Кому? Неотложку? Где кобель?

      Это было домашнее прозвище Исаака Матвеича, которое сестры обычно использовали в своих переговорах.

      – Похищен! – шепнула близнец Изабелла.

      Через двадцать минут она, захлебываясь и кашляя,