Обманутые сумасшествием. Андрей Попов

потайной кнопки. Едва различимый шум тахионных двигателей был настолько слаб и незначителен, что создавалось впечатление – он и является этой самой всеобъемлющей тишиной, ее голосом, ее субстанцией, ее источником. Спокойствие было умиротворяющим, и его даже не хотелось нарушать.

      – Кстати, чей Обход? – спросил Кьюнг.

      Оди постучал себя пальцем в грудь.

      – Сегодня ближе к вечеру сделаешь?

      Тот кивнул. Сначала хотел что-то сказать, но понял, что устал от бесконечного потока слов.

      – Ясно, что занятие бессмысленное, но за эту бессмыслицу нам тоже платят деньги.

      Тут надо бы воспользоваться паузой и пояснить, что на борту лайнера такие понятия, как «утро», «вечер», а также «день» и «ночь» существовали хотя и условно, но вполне ощутимо в качестве зрительных восприятий. Все полетное время было разделено на периоды в двадцать четыре часа, на протяжении которых внутреннее освещение звездолета имитировало подобие медленного рассвета, затем ясное время суток, когда неоновые светила горели на всю мощность, далее – вечер, их цвет слегка окрашивался в красноватый оттенок, а «ночью» огни практически гасли, но не полностью, чтобы можно было передвигаться между отсеками. Ночью вспыхивающие глаза драконов выглядели просто устрашающе. И тогда все понимали – звездолетом движет самая настоящая колдовская сила. Тахионные двигатели – просто понты для тех, кто в них верит.

      Айрант, так как ему ничего другого не оставалось, заглянул в библиотеку, взял пару исторических романов про освоение первых планет, и направился оттуда в отсек визуального контроля. Обшивка переходных салонов отдавала фиолетовыми оттенками, что в сочетании с матовой краснотой неоновых ламп и впрямь создавало убедительную пародию на вечерние сумерки. Дверь бесшумно, как тень, уплыла в сторону, и он оказался внутри небольшого помещения, в котором бывал уже десятки раз и в котором еще предстоит побывать несколько раз по столько же, а если он часто будет проигрывать в карты – то вообще отсюда никогда не вылезет. Камера одиночного заключения, где все они проводили существенную часть полетного времени. Множество дисплеев с изображением скучной космической пустоты порой казались окнами в какую-то виртуальную реальность – вымышленную и не имеющую ничего общего с реальностью замкнутого пространства звездолета. Айрант уселся в кресло, демонстративно отвернув голову от навязчивых экранов. И уткнул взор в первую страницу книги.

      – Вот проклятье! – читал он вслух собственные мысли. – Пролететь на целых семь смен… А все почему? – он вновь посмотрел в книгу, словно ища там ответ. – Кругом одни мошенники и лжецы! Если из всей этой компании и найдется хоть один добропорядочный человек, то это…

      Айрант резко поднялся и посмотрел в настенное зеркало, его указательный палец вытянулся в том же направлении.

      – Это он!

      На дисплеях периодически вспыхивали ломаные узоры бесчисленных созвездий и тут же исчезали, словно гасли от холода и тьмы. Проходило