Заговорщики. Преступление. Ник. Шпанов

Она на минуту замялась, потом закончила: – И мне тоже будет очень худо, если они узнают, что я… с тобой…

      – Слава богу, ты же не белая. Они не станут вешать негра из-за китаянки.

      – О, Хамми! Ты их еще не знаешь.

      Джойс ясно представил себе, как при этих словах она безнадежно махнула рукой. Ему хотелось сказать что-нибудь такое, чтобы убедить ее: не будет ничего дурного, если здешние люди узнают, что они коммунисты.

      – Ты же слышал, как Стил спорил сегодня с президентом, – сказала Мэй. – Что теперь о нем думают?

      – Люди должны знать, что есть еще на свете кое-кто, от кого можно услышать правду.

      – Ты глупый, – сказала она с нежностью, сквозь которую слышалась жалость к большому черному любимому человеку. – Ужасно… ужасно глупый… – И вдруг с беспокойством: – Уходите, уходите отсюда как можно скорей. Сегодняшний митинг не приведет к добру. Уж я-то знаю здешний народ… – И, наконец, голосом, полным страха: – Клан все знает, у него везде свои люди… Верь мне, Хамми, и там, и в вашем сарае наверняка есть их уши…

      – Уж это ты брось! – беспечно сказал он.

      – Я знаю, что говорю… Мама говорила мне…

      Он со смехом перебил ее:

      – Твоя мать очень хорошая женщина, но что может знать простая старуха.

      – Но ведь она же служит у Миллса! – убеждающе проговорила Мэй и повторила: – Я знаю, что говорю.

      Джойс протянул руку и крепко взял Мэй повыше локтя. Она сразу подалась к нему вся. Он охватил ее за плечи и прижал к себе.

      – Может быть, ты даже знаешь, кто?

      Она рванулась, пытаясь освободиться из его объятий, но он еще крепче сжал руки. Все ее тело напряглось, потом обмякло. Будто она сдалась, потеряв надежду освободиться.

      – Ну, кто? – повторил он.

      Мэй почудилась в его голосе такая сухая нотка, какой не приходилось в нем слышать. Она подняла глаза, тщетно пытаясь разглядеть во тьме выражение лица Джойса. И ей вдруг стало так страшно, как не было еще никогда с начала их близости.

      Мэй еще никогда так ясно не сознавала, что происходящее вокруг очень страшно. Только в эту минуту, когда перед нею так четко встали, с одной стороны, она и он, с другой – кто-то из сидевших сейчас в сарае, она до конца ощутила, до холода в спине, до иголочек в концах пальцев, что это значит… Она была тогда еще совсем маленькой девочкой, всего год или два тому назад приехавшей с матерью из Китая… Да, да, это было именно тогда, когда мать поступила в стряпухи на ферму Миллса… Ночь, черная, как сегодня, факелы, много пылающих факелов. В их свете белые капюшоны казались алыми, словно пропитанными кровью. Ни одной капли крови не было пролито в ту ночь – негр даже не пытался защищаться. Через пять минут после того, как они подошли к его дому, он уже висел на сосне за своим собственным сараем… Она отчетливо помнила каждую мелочь! Цвета и звуки жили в ее памяти так, как если бы все случилось сегодня… Она могла бы слово в слово повторить все, что кричала тогда девушка, цеплявшаяся за негра, когда его волокли к сосне.

      Мэй могла бы с точностью описать каждую черточку на лице негра и его возлюбленной,