Заговорщики. Преступление. Ник. Шпанов

глаза, тем веселее звучал голос президента.

      Рузвельта заставило умолкнуть лишь появление Макинтайра. Врач вошел без стука, как свой человек. Не обращая внимания на Ванденгейма, он почтительно, но одновременно очень внушительно заявил:

      – Ванна, сэр!

      Рузвельт развел руки, как бы взывая к сочувствию Ванденгейма.

      – Видите, Джон!.. Однако недопустимо, чтобы мы расстались, не поговорив откровенно. Я хочу знать, что вы думаете, и вы должны знать, что я думаю… – Рузвельт потянулся к телефону, и Ванденгейм решил, что ему придется подождать в каком-нибудь купе, пока закончится ванна президента. Но то, что он услышал, заставило его сердито сдвинуть брови и сжать подлокотники в усилии сдержать готовое вырваться наружу бешенство. Президент предложил Гопкинсу зайти за Ванденгеймом и продолжить с ним разговор… вместо самого Рузвельта.

      – Все, что вам скажет Гарри, сказал бы вам я, и все, что хотел бы сказать вам я, скажет Гарри, – бросив трубку, обратился Рузвельт к Ванденгейму и радушно протянул Джону руку.

      Джон мрачно шагал по коридору вагона следом за понуро волочащим ноги Гопкинсом.

      «Что же, – думал Джон, – и этот будет кормить меня сказками о перепелах? К черту! Гопкинс не президент. Ему-то я уж выложу все, что думаю о подобном способе вести дела».

      Он вошел в купе Гопкинса, готовый вступить в сражение с этой гримасничающей от боли тенью президента. Джон не питал никаких иллюзий насчет приема, который может ему оказать Гопкинс – откровенный и непримиримый враг всех противников Рузвельта. Однако то, что произошло в первые же минуты этой встречи, резко изменило все течение разговора. Гопкинс сразу же сказал Ванденгейму, что осведомлен о цели его приезда и готов помочь в любом деле, которое пойдет на пользу Америке и ее президенту. При этих словах он наполнил до краев два больших бокала и с видом завзятого кутилы чокнулся с Джоном.

      Хотя Джон был уверен, что Гопкинс не может знать ни намерений, ни мыслей, с которыми Джон пришел сюда, он с готовностью поднял свой бокал. Что же, может быть, это и хорошо, что, прежде чем поставить точки над «и» с самим президентом, он потолкует с его вторым «я».

      Джон решил начать с вопросов, от которых с такой ловкостью ускользал Рузвельт.

      – Известно ли президенту, что не только американские вложения в Германии почти удвоились за последнее десятилетие? Немецкие промышленники охотно идут на переплетение их интересов с нашими и за пределами Германии.

      Гопкинс ответил на наивность наивностью:

      – О каких отраслях хозяйства вы говорите?

      – Нефть, химия, недра…

      Гопкинс согласно кивнул головой:

      – Кое-что мы об этом слышали. Нам кажется, что в наших интересах всячески поощрять деловые связи Штатов с Европой. Только… – он на мгновение умолк, испытующе посмотрев в глаза собеседнику, – мы не знаем, что вы будете делать с этими связями и со своими вложениями, если Гитлер зайдет дальше, чем мы предполагаем, –