Ничтожно маленькая Аэйровия. Ника Никулина

взглядом Сильверина. Некогда эта женщина была его наложницей, почти никем, а буквально вчера стала официальной женой и самой влиятельной женщиной во всех королевствах.

      Мужчина, не раздеваясь, и в сапогах, лег в постель, отвернувшись от своей жены, а она тут же обхватила сзади его своими шоколадными руками и обеспокоенно спросила:

      – Сильв, что-то случилось?

      – Дети считают, что я – бесчувственный кусок льда, и не без оснований. Но они не могут понять, сколько важны они для меня. И суровым мне приходится быть, чтобы не показаться в глазах других слабаком. Чтобы не дать им даже повода усомниться во мне. Может… – его голос начал немного колебаться. – я все же излишне строг?

      – Нет. Ты именно такой, каким должен быть идеальный мужчина, муж и отец самого могущественного семейства в Кристалье. Разве это не повод для гордости?

      – Не когда тебя ненавидит твой же старший сын, – лицо мужчины несколько исказилось. – Я же действительно беспокоился за него. И когда он прислал сообщение по магическому каналу о помощи, я тут же откликнулся на него. Эти гады хотели убить моего сына. И всех нас. Как я еще мог реагировать на это?

      – Ты сделал все, как надо. Аллар – умный, он должен понять. И, кажется, действительно понимает, хоть и не может простить тебя, – женщина принялась приглаживать волосы своего мужа.

      – Просто я боюсь, как бы это все не сказалось на… его душевном благополучии… Он же ведь до сих пор разбит…Я всего лишь… – с некоторой растерянностью начал говорить мужчина. – жаждал справедливости… И ведь добился ее. Но что-то явно упустил…

* * *

      «Я что-то явно упустил,» – думал про себя Аллариан, сидя в своей комнате после проводов своего брата, в полном одиночестве. Его комната была примерно по размерам такой же, что и у отца, он также терпеть не мог роскоши. Однако все стены были забиты картинами с изображением разнообразных пейзажей. И среди них был лишь один портрет, на который так пристально смотрел рыжеволосый. На нем был накинут черный плащ, который некогда приказал сжечь его отец, и он с грустью смотрел на нарисованную маслом девушку с острым лицом, узкими карими глазами и длинными прямыми черными волосами, стекающими по плечам и переходящими прямо в черное платье с небольшим декольте, от которого вверх по горлу шла черная сетка. В руках она сжимала небольшой меч.

      Даже и не знаю: верить или нет? Конечно, разрешить эту проблему мог бы Феликс, повторяюсь. Но его нет, увы. А пока я не могу понять, кто пишет, с какой целью, зачем это кому-то сдалось, почему именно мне… Может, это и вовсе вымысел? Но… опять же имена. И что? Тогда, на площади, я был не один.

      Комкаю письмо и бросаю его на пол. В конце концов, пока ничего интересного там нет. Если нужно будет криккенерам, то они сами уберут мусор. А пока передо мной стоит задача поважнее: как отсюда выбраться?

      Но для начала, надо на себя что-нибудь накинуть. Я весь закоченел.

* * *

      Что могу сказать?

      Да, ничего… ничего у меня не получилось. Я имею ввиду, что