Социальное насилие. Я. И. Гилинский

[97]. Ясно, что «исключенные» – социальная база девиантности, включая – и прежде всего! – проявления насилия[98].

      Мир постмодерна расколот на меньшинство «включенных» в активную социальную, экономическую, политическую, культурную жизнь и большинство «исключенных» из нее. По данным швейцарского банка Credit Suisse, в 2015 г. впервые в истории человечества 1 % населения Земли стал владеть 50 % всех богатств, а в 2016 г. 1 % населения будет владеть 52 % богатств (в России 1 % населения владеет 71 % национальных богатств).

      Да и как пренебречь современными реалиями: растущим и принимающим катастрофические масштабы социально-экономическим неравенством, миллионами «исключенных» и соответствующей реакцией – от «цветных революций» и «арабской весны» до массового осеннего движения 2011 г. «Оккупировать Уолл-Стрит» (движение поддерживают от 40 % до 60 % американцев!), перекинувшегося на Великобританию, Италию, Испанию и ряд других европейских государств, а также Японию, Корею, Австралию. Это движение продолжилось и в 2012 г. (в одной Барселоне на улицу вышли сотни тысяч протестующих граждан).

      Табл. 1. Зависимость между показателем неравенства и количеством убийств и самоубийств (Ольков С. Г., 2004)

      График 1. Связь между коэффициентом Джини и насильственной преступностью в России (1980-2004 гг.)

      График 2. Связь между коэффициентом Джини и убийствами в России (1980-2004 гг.)

      Итак, важным (важнейшим?) девиантогенным (криминогенным, вайоленсогенным) фактором служит противоречие (по Р. Мертону. «напряжение», strain) между потребностями людей и реальными возможностями (шансами) их удовлетворения, зависящими, прежде всего, от места индивида или группы в социальной структуре общества, степень социально-экономической дифференциации и неравенства.

      Оригинальное исследование соотношения насилия и политики с гуманистических позиций (преступление и наказание есть форма гражданской войны, взаимодействие людей при демократии может служить альтернативой насилию) публикует один из основателей «криминологии миротворчества» (criminology as peacemaking) Г. Пепински[99].

      Тщательный социально – психологический анализ агрессии и насилия представлен в известном труде Э. Фромма «Анатомия человеческой деструктивности»[100]. Э. Фромм различает оборонительную, «доброкачественную» агрессию, которая служит сохранению индивида и рода, и «злокачественную» агрессию, деструктивность, жестокость, которая присуща только человеку и отсутствует у других животных. Эта агрессия не служит биологическому приспособлению и бесцельна. Приходится признать, отмечает Э. Фромм, что «человек отличается от животных именно тем, что он убийца»[101]. С моей точки зрения, «доброкачественная агрессия» Э. Фромма это и есть «биологическая» агрессия, присущая всему живому. А вот «злокачественная агрессия» наблюдается только среди людей – это социальное насилие, обусловленное закономерностями

98

Гилинский Я. И. «Исключенность» как глобальная проблема и социальная база преступности, наркотизма, терроризма и иных девиаций // Труды Санкт – Петербургского Юридического института Генеральной прокуратуры РФ, 2004. № 6, С. 69–77.

99

Pepinsky H. The Geometry of Violence and Democracy. – Indiana University Press, 1991.

100

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М.: Республика, 1994.

101

Фромм Э… Указ. соч., с. 23.