Избранное. Григорий Горин

неприятное – это когда посетитель бестолковый попадается. Скажем, иностранец… Или который наш, но по-русски не понимает. Вот на днях приходит к нам в ресторан один старик – узбек… Или таджик, не знаю… В общем, в тюбетейке и халате… Старый такой, лет ему восемьдесят, а может, и больше – они там долго живут.

      Сел за мой столик, повертел меню и говорит мне:

      – Хочу харчо!

      Я вежливо говорю:

      – Нету харчо!

      Он заулыбался, головой закивал, будто понял, и говорит:

      – Хочу харчо!

      Я объясняю:

      – Нету харчо! Там в меню написано «харчо», но это не значит, что есть харчо… Меню старое!.. Прошлогоднее меню… Заказали мы новое меню, но из типографии пока не прислали… У них с бумагой перебои… Поэтому лежит пока старое меню, в котором есть харчо, а на самом деле – нет.

      Все так ему понятно объяснил, вразумительно. А он меня выслушал, языком поцокал и говорит:

      – Хочу харчо!

      Я объясняю:

      – Нету харчо! Нету, дедушка!.. Харчо из баранины делают, а баранину сегодня не завезли. Не прислали с базы баранину. Говядину прислали… Вернее, свинину. А насчет баранины наш директор звонил на базу тому директору, но тот директор уехал куда-то. Так что с бараниной пока неясность. А без баранины нельзя харчо!

      Вроде бы объяснил ему понятней нельзя. Все растолковал. А он смотрит на меня своими восточными глазами и говорит:

      – Хочу харчо!

      Я уже нервничаю, но объясняю:

      – Какое харчо, дед?! Что ты пристал? Харчо готовить надо уметь, а сегодня не тот повар… Клягин сегодня работает, а не Цугульков! Клягин не умеет харчо!.. Он молодой еще, практикант!.. Он только яичницу умеет… А Цугульков, который умеет харчо, он отгул взял. У него жена рожает… Он, Цугульков, запил, потому что нервничает… А без Цугулькова никак нельзя харчо!

      Уж так я этому старику все разъяснил – и жестами, и руками… И про Цугулькова так понятно показал, как тот запил, и про жену, что она рожает… Я даже вспотел от напряжения.

      И он вроде бы понял. Головой закивал, руку мне пожал и говорит:

      – Хочу харчо!

      Я весь задрожал, но взял себя в руки, спокойно объясняю:

      – НЕТУ ХАРЧО! – кричу. – НЕТУ! НЕ НА ЧЕМ ГОТОВИТЬ ХАРЧО! ПЛИТА ПЕРЕГОРЕЛА! ЗАМКНУЛОСЬ ТАМ ЧТО-ТО! ПЛЮС НА МИНУС ЗАМКНУЛСЯ!.. СГОРЕЛА ПЛИТА К ЧЕРТОВОЙ БАБУШКЕ!! А МОНТЕР ТОЛЬКО ЗАВТРА ПРИДЕТ, ЕСЛИ ПРИДЕТ… ЕСТЬ ВТОРАЯ ПЛИТА, НО НА НЕЙ НЕЛЬЗЯ ХАРЧО! ОНА НЕ ДЛЯ ХАРЧО, ПЛИТА! ОНА САМА ПО СЕБЕ ПЛИТА!..

      Кричу я, а сам про себя спокойно решаю, что если он еще раз скажет «Хочу харчо!», то я его убью.

      Говорит.

      В голову мне что-то ударило, пошатнулся я, заплакал.

      – Пожалей, – говорю, – меня, дедушка! Я человек больной. У меня гипертония… Давление двести двадцать на сто двадцать семь, как в трансформаторе… У меня кризы бывают… У меня неотложка возле подъезда каждую ночь дежурит… У меня сын заика, а внук двоечник… НЕТУ ХАРЧО!

      Реву я белугой, дед тоже плачет; обнимает меня, вытирает мне слезы тюбетейкой и говорит:

      – Хочу харчо!

      Подкосились у меня колени, упал