Печалясь и смеясь. Галина Щербакова

заскучал Лёня.

      – Ну, Петров, это уж вы без меня обойдетесь. Я свое дело сделал.

      – Купили? – радостно спохватился Лёня.

      – Что купил? – растерялся Иван Кондратьич.

      – Люстру двухламповую и бра. Как договорились.

      Непонятным цветом замигали глаза у начальника, заскрипел он своим кожаным креслом, задвигал бумагами на столе.

      «Стыдно ему. Что забыл, – тепло думал об Иване Кондратьиче Лёня. – Все-таки хороший человек».

      – Сколько я тебе должен? – не своим голосом спросил начальник.

      – Ну, уж! Должны! – засветился Лёня. – 35 рублей с копейками стоит все это хозяйство.

      И снова заскрипел креслом Иван Кондратьич. Но бумажник достал. Вынул четыре десятки, посмотрел, что осталось. Вздохнул.

      – Я вам сдачу дам, – сказал Лёня. Достал трешку и два рубля, подождал, пока положит Иван Кондратьич деньги на стол. Поменял их местами.

      – Жаль, – сказал, – что не будет вас, Иван Кондратьич.

      – Ох, как жаль, – сказал тот.

      А Лёня пошел дальше.

      – Не надо тебе бегать! – сказал он Taмape. – Ты мне скатерть отдай в денежном выражении.

      Звонким рублем получил он зеркала – круглое и прямоугольное, шторы в синюю клетку, ножи и вилки, стопки с шоколадом, сувенирный набор за пять семьдесят.

      И так обидно, так обидно стало Лёне, что стены в его квартире по-прежнему оставались голыми.

      «Ему потом самому будет стыдно», – горько подумал Лёня и пошел к Муратову.

      – Иди, иди! – сказал Муратов. – Нет у меня бледных брюнеток! Не написал я еще картину в холодной гамме.

      – И не надо, – ласково засмеялся Лёня. – И не надо. Мне сегодня подарки в валюте отдают. Оно, может, и лучше. Свой глаз – алмаз…

      – А ко мне чего? – спросил Муратов. – Ждешь от меня холодноватого блеска пятерки?

      – Ну, нет! – взвеселился Лёня. – Как раз здесь вполне можно красным мазнуть.

      – Разрешаешь? – переспросил Муратов.

      – Даю добро! – ликовал Лёня.

      …С тех пор Лёню никто не видал. Приходили из милиции. Со всеми беседовали. Все с Лёней в тот день разговаривали. Муратов последний.

      – Мы с ним все больше о живописи калякали. Очень он любил искусство, – объяснял Муратов симпатичному следователю.

      – Загадочная история, – говорил следователь.

      Жена Лёни неожиданно получила приличную сумму денег от неизвестного адресата. Говорят, утешилась.

      Муратов защитил диссертацию и на первую кандидатскую зарплату купил себе портрет бледной брюнетки в красном платке.

      – Мазнул я его все-таки красным, – любил он загадочно повторять.

      Поступайтесь принципами, ребята, поступайтесь

      Дорогие мои!

      Получив задание поприветствовать вас в день 70-летия (о боже, в таком-то возрасте и до сих пор «Комсомолец»!), я достала фотографии тридцатилетней давности, на которых мое поколение восторженно-открытыми глотками отмечало сорокалетие нашей общей любимой газеты. Оставим в стороне ностальгическое «как молоды мы были», это дело, как выясняется,