Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений). Вячеслав Фаритов

что они есть «пустое место для возможных умопостигаемых сущностей (die leere Stelle für reine mögliche Verstandeswesen)»,[142] притом что сами сущности отсутствуют. Также и умопостигаемый мир в кантовской метафизике – лишь пустое место. Позитивное содержание, которое когда-то заполняло это место, Кантом было устранено, объявлено заблуждением, последствием незаконного расширения разума в своем спекулятивном применении. С установкой кантовского запрета на несанкционированное пересечение границ остается только сфера сверхчувственного, лишенная доступного нам содержания. Однако благодаря сохранению этого места сохраняется и трансценденция, и, следовательно, метафизика, – хотя и подведенная к границе собственного исчезновения.

      Ф. Ницше в свойственной ему лаконичной форме дает следующее резюме кантовской метафизики: «Истинный мир недостижим, недоказуем, не может быть обещан, но уже в качестве мыслимого он является утешением, долгом, императивом. (В сущности, старое солнце, но сквозь пелену тумана и скепсиса: идея стала в конец утонченной, бледной, северной, кенигсбергской)».[143] («Die wahre Welt, unerreichbar, unbeweisbar, unversprechbar, aber schon als gedacht ein Trost, eine Verpflichtung, ein Imperativ. (Die alte Sonne im Grunde, aber durch Nebel und Skepsis hindurch; die Idee sublim geworden, bleich, nordisch, königsbergisch)»).[144] И тут же отмечается оборотная сторона подобного переосмысления метафизики: «Истинный мир недостижим? Во всяком случае недостигнут. И поскольку недостигнут, то и неведом. Следовательно, также не утешает, не спасает, не обязывает: к чему может обязывать нас нечто неведомое?… (Серое утро. Первое позевывание разума. Петушиный крик позитивизма)».[145] («Die wahre Welt – unerreichbar? Jedenfalls unerreicht. Und als unerreicht auch unbekannt. Folglich auch nicht tröstend, erlösend, verpflichtend: wozu könnte uns etwas Unbekanntes verpflichten?… (Grauer Morgen. Erstes Gähnen der Vernunft. Hahnenschrei des Positivismus)»).[146]

      Предвидел ли Кант поворот, к которому приведет его копер-никанская революция с появлением позитивизма? Можно предположить, что он, скорее, хотел предотвратить гибель метафизики и полное устранение трансценденции. В любом случае, перед нашим исследованием сейчас стоит другой вопрос – как Канту удалось осуществить обоснование и сохранение метафизики после тотального опустошения сферы сверхчувственного, столь мастерски приведенным в исполнение им же самим? Именно в этом пункте в полной мере проявился весь метафизический гений Канта – сделанное им подобно сложнейшей и виртуозно исполненной органной фуге Баха.

      В «Критике чистого разума» и «Критике практического разума» исследуются два различных дискурса или, если использовать более традиционный онтологический язык, два различных среза (способа) бытия, которые условно могут быть обозначены как Природа и Свобода. В первой Критике рассматривается природная реальность, которая раскрывается как соответствующая конечному бытию человека бытийная область. Это предметная реальность или реальность представления (Vorstellung). Она же – чувственно воспринимаемый мир (Sinnenwelt). Во второй Критике Кант обращается к царству Сознания, Разума, Духа, Свободы, образующему сверхчувственный умопостигаемый мир. Эта бытийная область конституируется на границе посредством Идей, обращенных

142

Там же. С. 369.

143

Ницше Ф. Сумерки идолов или как философствуют молотом / Ф. Ницше // Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 6: Сумерки идолов. Антихрист. Ессе homo. Дионисовы дифирамбы. Ницше contra Вагнер. – М.: Культурная революция, 2009. – С. 33.

144

Nietzsche F. Götzen-Dämmerung / F. Nietzsche // Gesammelte Werke. – Köln: Anaconda Verlag GmbH, 2012. – S. 757.

145

Там же. С. 33.

146

Ibid. S. 757.