.

кое-что очень интересное для нас, и нам не мешало бы поехать по направлению к ней.

      – Пожалуй, вы правы, боюсь только, что это окажется напрасной надеждой.

      – Как знать! Ведь известно, что Добряк никогда не покинет мисс Люси.

      – Это правда, собака верна ей, как тень. Так идем же скорее туда, раз она нас зовет. Вперед, друзья мои, вперед!

      Пригнувшись к гривам лошадей, отряд верховых поскакал по направлению к тропинке краснокожих.

      Несмотря на свое мужество и необыкновенную энергию, Черная Птица не в силах был дойти до дома плантатора, как ни близко было расстояние до него: он слишком много потерял крови и силы его истощились. Несколько раз он падал, и после этого ему стоило большого труда подняться на ноги. Два раза он даже терял сознание. Наконец, он не в силах уже был встать с земли и лежал неподвижно, не обнаруживая признаков жизни.

      Тогда Люси пришла в полное отчаяние.

      Она не решалась бросить несчастного дикаря, которому уже оказала столько услуг, и не знала, что ей делать. Ее силы тоже приходили к концу! Давно уже прошел тот час, когда она должна была вернуться домой, и она живо рисовала в своем воображении беспокойство родителей. В таком состоянии ее застала ночь; тогда ее отчаяние сделалось безграничным. Надо, однако, отдать справедливость Люси: в течении всех этих долгих часов, таких тяжелых и тревожных, ей ни разу не пришло в голову бросить раненого, которого она так счастливо спасла от смерти; напротив, мысль о нем только и поддерживала энергию ее доброго и великодушного сердца, для которого выше всего стоял долг. В то время как она ухаживала за несчастным, Добряк, который ни на шаг не отставал от своей госпожи, вдруг с громким лаем бросился вперед.

      – В чем дело? – спросила себя Люси. – Уж не поехали ли искать меня? – И, бросив сострадательный взгляд на раненого, который все еще лежал без признаков жизни, она прибавила: – Какое это было бы счастье! Он был бы тогда спасен.

      По обыкновению, она забывала о себе, думая только о других. Скоро раздался топот лошадей.

      – Едут! – вскричала она, сжимая руки в волнении.

      Отчаянный лай Добряка перешел в радостный визг.

      – Это мой отец! – вскричала Люси. – Теперь он спасен! (Под ним она разумела индейца.)

      Почти в тоже мгновение несколько всадников, вооруженных факелами, показались на тропинке.

      – Папа! – крикнула Люси и бросилась к нему, заливаясь слезами. Полковник поднял дочь на руки и стал осыпать ее самыми страстными ласками.

      – Злая девочка! – проговорил он, все еще покрывал ее лицо поцелуями. – Как ты встревожила меня и мать!

      – О, я знаю это! Я сама была в отчаянии, что не могла вернуться вовремя.

      – Как, не могла вернуться? Так тебя задержали против твоей воли?

      – О нет, никто меня не задерживал! Но я не могла вернуться, хотя и хотела этого, простите меня!

      И из ее хорошеньких глаз опять полились слезы.

      – Ну не плачь же, моя Люси, осуши свои глазки. Я прощаю тебя, только ты расскажи мне все толком.

      – Конечно,