История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли (сборник). Галина Гампер

прозы может быть с успехом использован в поэзии. Мы любим находить сходство между поэзией и живописью и не случайно зовем их сестрами; но как нам с достаточной точностью обозначить степень родства, передающую близость поэзии и хорошей прозы. Плоть, в которую они обе облечены, создана из одного и того же вещества, их чувства родственны и почти тождественны; поэзия “проливает не слезы, которыми плачут ангелы”, но естественные человеческие слезы. Она не может похвастаться какой-то особой божественной кровью, которая бы отличала ее от прозы; человеческая кровь, и никакая другая, струится в венах обеих», – писал Вордсворт в своем Манифесте и подтверждал это в стихах.

      Именно в английском романтизме расцвет поэзии достигает своей высшей точки, именно здесь рождаются новые формы лирики. Кольридж в балладах и «Старом моряке» далеко опережает своих современников на пути создания мира романтических видений.

      Новый поэтический язык, новый стиль, новое отношение к предмету поэзии – все это оказало огромное влияние на следующее поколение поэтов, и в том числе на Шелли. «Лирические баллады» производили на Шелли такое сильное впечатление, что, как отмечали очевидцы, он нередко чувствовал самое настоящее головокружение, близкое к обмороку.

      Был период, когда Шелли очень высоко ценил поэзию Саути, его приверженность народному творчеству, фантастике, его добрый юмор, и впоследствии не раз возвращался к его «Медоку», «Талабу», «Кехаме».

      15

      От коттеджа, арендуемого Шелли, по холму спускался прекрасный старый сад. Устав от чтения и перевода, Харриет говорила мужу: «Давай побегаем», и они, взявшись за руки, как дети, бежали вниз с холма, туда, где темнели два озера, будто два отполированных камня. Дальше по всей линии горизонта тянулись горы. В отличие от остроконечных суровых гор Уэльса, здесь они были округлыми и зеленовато-голубыми. В письмах Шелли много говорит о том, как не гармонирует прекрасный облик страны с обликом живущих здесь людей: «Люди отвратительны в своей жадности, торгашестве. Они загрязнили первозданную природу, их смрадные мануфактуры прокрались в эту мирную долину, и теперь Кесвик кажется больше похожим на пригород Лондона, чем на деревню Камберленда».

      Однако вся эта торговая и промышленная жизнь не касалась домика Шелли, где наладился обычный распорядок – чтение вслух, работа, прогулки, визиты к Саути.

      Неудобство и напряжение, связанные с приездом старшей Уэстбрук, несколько сгладились. Шелли еще надеялся, что «ее можно будет обратить в свою веру».

      Перси возобновил в Кесвике свои химические опыты, которые так напугали их хозяина, что однажды он попросил своих постояльцев выехать. Соседи не раз приходили в ужас, наблюдая ночью странные явления возле их дома.

      Но жизнь молодой семьи омрачали всё возрастающие денежные затруднения. 30 ноября Шелли был вынужден написать Медвину: «Мы теперь так бедны, что находимся в постоянной опасности лишиться хлеба и крова… Я был бы Вам