Посланник. Василий Головачев

работала над третьей картиной – нечто в стиле «русское возрождение»: на холме, по колено в траве, стоял странник с посохом в руке, с ликом святого и смотрел на сожженное до горизонта поле, над которым на фоне креста церквушки всходило солнце. Картина была почти закончена и вселяла в зрителя непередаваемое чувство печали и ожидания.

      Ксения, в аккуратном голубом халатике, под которым явно ничего не было, почувствовала гостя и оглянулась, глядя отрешенно и уходяще. Волосы ее были собраны короной в огромный узел и открывали длинную загорелую шею, тонкую, чисто классической формы и красивую. Взгляд девушки прояснился, когда в Никите узнала «больного», ради которого по просьбе Такэды везла молоко чуть ли не через весь город.

      – Никита? Вот не чаяла увидеть тебя. Проходи, не стой у порога. Как самочувствие?

      – Привет, – смущенно сказал Сухов. – Все нормально. Выжил. Вообще-то друзья зовут меня короче – Ник. Я вас не отрываю от дел?

      Ксения засмеялась, сверкнув ослепительной белизной зубов.

      – Конечно, отрываете, но пару минут я вам уделить смогу. Если хотите, встретимся вечером, поговорим не торопясь.

      – Идет. Я заеду за вами…

      – Часов в семь, не раньше.

      – Тогда покажите мне хотя бы, над чем работаете, и я ретируюсь.

      – Только в обмен.

      – В обмен? На что?

      – Толя говорил, что вы гениальный танцор, и мне хотелось бы побывать на одном из ваших шоу.

      – Он у меня еще схлопочет за «гениального», – пробормотал Никита. – Конечно, я вам достану билет на очередное представление, только не ждите чего-то сногсшибательного: программу и сценарий составляю не я и танцую под чужую музыку.

      На лице девушки последовательно отразилась целая гамма чувств: вопрос, удивление, улыбка, понимание, интерес. Как оказалось, Сухов плохо разглядел ее в прошлый раз и теперь с восторгом неожиданности наверстывал упущенное, жадно отмечая те черты, которые слагаются в термин «красота».

      Кожа у Ксении была смуглая, то ли от природы, то ли от загара (а может быть, от татаро-монгольского нашествия?), глаза зеленые, с влажным блеском, поднимающиеся уголками к вискам, брови черные, вразлет, изящный нос и тонко очерченный подбородок. И маленькие розовые ушки. «Шедевр!» – как любил говорить о таких женщинах великий знаток Коренев. У Никиты вдруг гулко забилось сердце: он испугался! Испугался того, что Толя познакомил его с Ксенией слишком поздно и у нее уже есть муж или, по крайней мере, жених. Такая красота обычно недолго бывает в свободном полете…

      – … – сказала девушка с тихим смехом.

      – Что? – очнулся Никита, краснея. – Простите, ради Бога!

      – Так и будем стоять? – повторила Ксения. – Картины показывать уже не нужно?

      – Еще как нужно! Просто вспоминал, где это я мог вас видеть? Вы случайно не приносили молоко одному больному?

      Ксения с улыбкой пошла вперед, а Никита, как завороженный, остался стоять, глядя, с какой грацией она идет. Казалось, таких длинных и красивых ног он еще не видел.