Ричард Длинные Руки – барон. Гай Юлий Орловский

что пора остановиться.

      Граф Эбергард подъехал, сказал строго:

      – У нас есть ветчина, не говоря уже о сыре и хлебе.

      Сэр Смит всплеснул руками.

      – А олень? Вы посмотрите, какой огромный, хоть и молодой! Я как-то не привык есть сырое мясо… А вы?

      Граф Эбергард сказал с так раздражающим меня высокомерием:

      – Костер заметят сразу. Разве этого добиваемся?

      – Можно развести в яме!

      Граф Эбергард не смотрел на меня, но я ощутил его молчаливое желание, чтобы я вмешался, ведь сэр Смит – мой вассал, не подчиняется даже королю по знаменитой формуле «вассал моего вассала не мой вассал», и я сказал с неохотой:

      – Сэр Смит, должен заметить, что граф Эбергард на этот раз как ни странно, но прав… хоть и граф. Нам придется пообедать холодной ветчиной и вообще тем, что осталось. Доберемся до города, там отведем душу.

      Сэр Смит проворчал с тоской:

      – Когда еще доберемся! А ночь вот уже вот-вот…

      – А как же насчет романтичности ужина у костра? – спросил я. – Что вы все рветесь в эти душные запыленные города? Так хорошо на природе…

      Добрались до реки Тихой, в самом деле, очень спокойной и настолько мирно несущей свои воды к морю, что поверхность кажется зеркальной. Даже ветер не мог поднять волны или вздыбить гребешками, вода не плещется о берег, а стоит тихо и неподвижно, словно не река, а озеро.

      С той стороны заливные луга, где-то на полмили, а дальше тот самый зачарованный лес, о котором местные рассказывают столько жутких сказок, однако же рубят в нем деревья, правда, на опушках, бабы собирают грибы и ягоды, с берез сбивают наросты целебной чаги, углежоги жгут в подземных ямах целые стволы, и страшный зачарованный лес отступает под натиском самого лютого зверя, двуногого.

      Граф Эбергард велел почаще поднимать повыше стяг с изображением золотого вздыбленного коня, пусть все видят и запомнят, однако торопил, мы ехали иной раз до полуночи, благо полнолуние, на ночлег останавливались на три-четыре часа, а затем снова весь день то рысью, то галопом.

      Долина стала каменистой, сперва в том смысле, что копыта застучали по камням, затем на этой ровной как стол поверхности стали попадаться округлые валуны, сперва размером с окаменевшие яйца динозавров, затем с баранов. Потом мы проезжали мимо таких валунов, задирая головы, не понимая, почему такие круглые, почему исчезла мелочь, а продолжают нарастать размеры, пока они не стали высотой с трехэтажный дом, продолжая сохранять округлую форму.

      Сэр Смит начал креститься едва ли не чаще, чем брат Кадфаэль, этот же спокоен, ибо все в руце Божьей, и если такое создал, значит – нужно. Или было на тот момент нужно, а теперь осталось.

      – Зачем осталось? – спросил сэр Смит нервно.

      – Для напоминания о мощи десницы Божьей, – сказал Кадфаэль нравоучительно.

      Я неожиданно обнаружил, что одна из гемм, какая – не врубился, усилила действие копалки. Обнаружил случайно на привале, когда отлучился от костра за высокие зеленые кусты. В амулете тихонько щелкнуло, словно раскололся