Текст. Дмитрий Глуховский

послушать, есть гудок? Гудок был.

      Ныл, напрашивался.

      Три номера он помнил наизусть. Мамин. Верин. Серегин.

      Даже не умом помнил. Большой палец сам сплясал на кнопках джигу, Илье оставалось только на него смотреть. Приложил холодную трубку к уху. Хотел оторвать ее, пока не поздно, но она вросла. Сердце колотилось.

      Как будто это не Серега сидел на краю крыши, а Илья. Болтал ногами и наклонялся вперед, чтобы бездну лучше разглядеть.

      – Але.

      Она. Сорвался.

      – Але, кто это?

      Стерла его домашний номер. А может, потеряла телефон со всеми контактами. Потеряла или стерла? Все сейчас от этого зависело.

      – Вера?

      – Кто это?

      – Вер. Это я, Илья.

      – Какой Илья?

      – Твой Илья. Ну… Горюнов. Меня выпустили. То есть… Я отбыл. Я вышел, Вер.

      – Ты пьяный? Господи, шесть вечера же.

      – При чем тут! Вер… Да. Ты в Москве? Ты уехала?

      – Какая разница? Да. Почему ты спрашиваешь? Ты… Ты правда вышел?

      Неправду говорят, что водка оглушает: глупит она – да, думать слаженно мешает, выстраивать разговор, беречься собеседника. Но слух от нее лучше становится. И себя лучше слышно, и другого человека – как бы он со своим трезвым умом не прятал от тебя свои чувства за словами. Водка – рентген.

      В Верином голосе слышен был страх. Страх и недовольство. Она спрашивала: ты правда вышел? И хотела, чтоб Илья ей сказал: шутка.

      – Правда.

      – И что ты от меня хочешь?

      – Я… Я думал, мы встретиться… Ну, повидаться? Могли бы?

      – Нет. Илья, нет. Нет, извини.

      – Вер… Подожди… Вера! Ну ты понимаешь… Я семь лет там… Семь. Ты – тут, а я – там, понимаешь?

      – У меня своя жизнь, Илья. Своя. Давно уже.

      – Ясно, что своя. У тебя. А я на зоне. И вот вернулся.

      Она это уже усвоила, добавлять ничего не стала. Просто молчала. Даже и не дышала как будто.

      – Он… Он хороший? Клевый он? Да?

      Вера не отвечала, но и трубку не вешала. Могла повесить, могла отключить Илью с его пьяным бубнежом, но почему-то отвечала ему. Может, понимала, что должна ему этот разговор. Со всеми процентами, набежавшими за семь лет. А может, давала Илье билет в обратный конец?

      – Слушай! – наконец сказала она решительно. – Ты на зоне, а я тут, да. Только не надо все это на меня вешать, ясно? И давить на меня не нужно… Я не просила тебя тогда. В клубе. Ты сам влез.

      – Ты моей девушкой была! Я мог по-другому что-то сделать?! Я что, терпила?!

      – Не ори на меня. Ничего бы он мне не сделал тогда. Что он мог сделать? Вокруг были другие люди. Это ты, ты не должен был соваться. И ничего бы тогда не случилось.

      – Соваться?! Ты не помнишь, как ты тогда…

      – Ну и что. Ну и что! Надо было думать. Я девчонкой была.

      – А я – кем был?!

      – Илья. Ты пьян. Проспись. Это очень старая история. Я уже три года встречаюсь с другим мужчиной. Я выхожу замуж.

      Он потряс тяжелой головой. Посчитал неспешно, потер лоб; губы поползли в стороны, вверх.

      – Три?