Ловец на хлебном поле. Джером Сэлинджер

у нее было детство. Без балды.

      А вот это его уже не заинтересовало. Ему б только помацать кого.

      – Джейн Гэллахер. Бож-же. – Я не мог выкинуть ее из головы. По-честному не мог. – Надо сходить поздороваться с ней, по крайней мере.

      – Ну а чего ж, на фиг, тогда не сходишь, а только трындишь? – говорит Стрэдлейтер.

      Я подошел к окну, но там фиг чего увидишь, так оно все запотело от жары в тубзе.

      – Я сейчас не в настроении, – говорю. Я в нем и не был. Для такого настроение нужно. – Я думал, она в Шипли пошла. Я бы зуб дал, что она пошла в Шипли. – Я немного походил по тубзу. Мне больше нечего было делать. – А ей футбол понравился?

      – Ну да, наверно. Фиг знает.

      – А она тебе говорила, что мы раньше все время в шашки играли, или как-то?

      – Да не знаю я. Язви тебя, я ж с ней только познакомился, – говорит Стрэдлейтер. Он наконец дочесал свои, на фиг, роскошные локоны. И теперь убирал в несессер эти захезанные приблуды.

      – Слышь. Ты ей привет передай, а?

      – Лады, – говорит Стрэдлейтер, но я знал – ни шиша он, наверно, не передаст. Такие никогда приветы никому не передают.

      Он вернулся в комнату, а я еще в тубзе немного поваландался, подумал об этой Джейн. Потом тоже двинул в комнату.

      Стрэдлейтер как раз надевал галстук перед зеркалом, когда я зашел. Он половину жизни, на фиг, проводит перед зеркалом. Я сел в кресло и вроде как еще понаблюдал.

      – Эй, – говорю потом. – Только не ляпни ей, что меня выперли, ладно?

      – Лады.

      Вот что в Стрэдлейтере хорошо. Ему, на фиг, не нужно всякую мелкую хреноту объяснять, как Экли. Главным образом, наверно, потому, что ему неинтересно. Вот почему, если по-честному. У Экли же все иначе. Экли – очень пронырливый гад.

      Стрэдлейтер надел мой пидж в мелкую клетку.

      – Ёксель-моксель, ты хоть постарайся его не растягивать, – говорю. Я его только пару раз надевал.

      – Не буду. Где, на фиг, мои сиги?

      – На столе. – Он никогда не помнит, куда, на фиг, все кладет. – Под кашне.

      И он положил их в карман – ко мне в карман.

      Я вдруг – для разнообразия – передвинул кепарь вперед козырьком. Мне вдруг ни с того ни с сего стало как-то дерганно. Я ж вообще дерганый.

      – Слышь, а куда вы с ней на свиданку двигаете? – спрашиваю. – Ты уже прикинул?

      – Фиг знает. В Нью-Йорк, если время будет. Она только до полдесятого отпросилась, язви ее.

      Фигово он это сказал, поэтому я ему:

      – Это она потому, что просто не знала, какой ты симпотный очаровашка, гад. А если б знала, отпросилась бы до полдесятого утра.

      – Правильно, на фиг, – говорит Стрэдлейтер. Его так просто не допечь. Слишком самонадеянный. – Ладно, без шуток. Напиши мне сочинение, – говорит. Он уже и пальто надел, совсем к выходу намылился. – Сильно не напрягайся, просто чтоб наглядное было, как не знаю что. Лады?

      Я ему не ответил. Не хотелось. Я только сказал:

      – Спроси, она так же дамок на задней линии держит?

      – Лады, – говорит Стрэдлейтер, но я знал – ни шиша он не спросит. –