Миссия сдвига на Фа#. Али Абев

поиски жены, но оброненная ему в след фраза остановила его.

      – Там народу собралось, – тьма! Венчание снимают. Вход для посетителей закрыли. Люди с билетами на осмотр храма стоят, ждут, когда начнут пускать. Ничего не попишешь. Веяние времени! – беспомощно развёл руками коренастый «амиго».

      «Вот оно что! Тогда лучше подождать здесь. А то ещё разминемся!» – решил Константин Дмитриевич, усаживаясь обратно на скамью.

      – А не спеть ли нам, ромалы, песню о вечном: о любви двух сердец и встающем у неё на пути хамстве? – предложил дон Хулиан. Сняв висевшую за спиной гитару, он присел рядом с Константином на скамейку, размял пальцы, со знанием дела прошёлся по струнам и запел, демонстрируя виртуозное владение инструментом:

      – Ай, да ехали цыгане стороной Таганской.

      – Ой, да поспешал Будулай к Клавдии-то! – вставил реплику Станиславский.

      – Эх, да дорогу светофор закрыл!

      – Вот, засада-то! – огорчился профессор.

      – И пришлось пролёточке цыганской…

      – Ой, да потрёпанной такой, пролётке – LC 80! – подмигнул Константин Сергеевич Косте.

      – Стать под выхлоп бумерских кобыл…

      – Загорелась стрелка, стрелочка судьбы.

      – Эх, заждалась Будулая Клавдия-то! – страдальчески вздохнул Алексеев.

      – Но, плюют на знаки в Бумере жлобы.

      – Ой, да разве ж можно?!

      – Что ж? Седой разведчик ППШ достал.

      – Ай, да кучерявый! – восхитился профессор.

      – И аккорд судьбы жлобам сыграл.

      – Тра-та-та та! – пропел знаменитый фрагмент пятой симфонии Бетховена Станиславский.

      Хулиан выждал паузу и, грянув по струнам, зашёлся в экстазе:

      – ППШа, ППШа!

      Дед принес из шалаша.

      Сто раз, пока доеду,

      Скажу спасибо Деду!

      «Откуда они взялись и зачем пришли ко мне? Кто они на самом деле?» – гадал Константин, слушая пение вошедшего в раж «цыгана-индейца» и реплики «сына Станиславского».

      «Должно же быть простое житейское объяснение их прихода. Не зря же этот мнимый Хулиан заговорил о хамстве, а, выдающий себя за Станиславского, пожилой интеллигент вставил реплику про LC 80. Кстати, я ведь, действительно, близко прижался на своём Крузаке к кому-то там, на парковке у ограды».

      Дон Хулиан оборвал песню, зажав струны рукой, и, смерив Константина ледяным взором, произнёс:

      – Ты, бледнолицый олень, зачем нас запер на своей машине, а? Мы что, по всему парку должны тебя разыскивать?!

      – Я, я запер? Вот оно что! – Снопов облегчённо вздохнул. Он решил, что наконец-то нашлась разгадка этого нечаянного знакомства. Но, не тут-то было…

      Выйдя из роли надменного вождя краснокожих, Нагваль хлопнул ладонью о ладонь и разразился оглушительным гоготом:

      – Смотри! – произнёс Хулиан, обращаясь к Станиславскому, – а он и впрямь, олень! Купился на мой трюк! Гы-ы! Да никого ты не запер, жертва пантокрина! Слишком много о себе размышляешь, Грибоедов-ё. Всё твоё